— Квартира пустая! — пояснил Ставцев. — Наша квартира, годится нам, а как войти? Ключ у меня забрали...
Отломали от окна в подъезде шпингалет. Долго возились с дверью. Наконец замок подался, и они вошли.
Пусто, пахло пылью, стоял подвальный холод.
Ставцев запер дверь на железные засовы, на ощупь заложил крюк. Долго стоял вслушиваясь, нет ли какого шума за дверями. Прикрыл вторую дверь.
В прихожей было темно. Ставцев, перебирая руками по стене, прошел вдоль прихожей, толкнул ногой дверь, пошарил на полке, в руках у него загремели спички...
Он раскопал где-то в комнатах старые одеяла, всякие обноски. Завернулись в них для тепла. Но холод стоял могильный... Продремали до света.
Утром Курбатов обошел квартиру. Четыре просторные пустующие комнаты. Огромный кабинет. По стенам книжные полки, под серыми от пыли стеклами книги. Тысячи книг. Тяжелый дубовый письменный стол. Слой пыли толщиной в палец. Массивный бронзовый чернильный прибор. Телефонный аппарат на столе с оборванным шнуром.
Ставцев проснулся больным, расчихался, у него слезились глаза, распух и покраснел нос.
Надо было топить или убегать отсюда хотя бы на улицу. Холод стал нестерпимым. Ставцев посоветовал Курбатову пройтись по переулку и поглядеть, дымится ли труба. Если дымится, то топить.
Ставцев воспрянул духом. Они наломали дров из стульев, Ставцев набрал пачку книг. В спальне затопили печь.
Ставцев сел у затопа, задумался, Курбатов присел возле него на ковер. Можно было в тепле, в полудреме подумать.
— Деньги у нас есть... — тихо проговорил Ставцев. — Всякие деньги.
И замолчал.
Курбатов помешал ножкой от стула дрова в печке.
— Есть у меня в Москве и явки... — продолжал Ставцев. — Но на эти явки сейчас идти — смерти подобно. Меня не одного взяли, явки могут быть известны в Чека. Уходить надо своими силами, а как уходить, когда у меня ноги отнимаются? На поезд садиться в Москве и на ближних станциях никак нельзя. Неужели у вас нет ни одного адресочка под Москвой? Нам отсидеться где-нибудь в тихой деревеньке... Надо сил набираться. Бросок предстоит длинный, сквозь тиф, сквозь большевичков и Чека.
— Есть один адрес... — сказал он, как бы раздумывая. — Не явочный адрес...
— Где?
— По дороге нам... В Рязанской губернии. Я не бывал там, Кирицы — село называется.
— Кирицы? — переспросил Ставцев. — Хм! Там только одни Кирицы, имение барона фон Дервиза. Я знавал барона... Привелось как-то там побывать. Завез меня к нему мой старый друг Густав Оскарович Кольберг. Он тогда очень интересовался обрусевшими немцами. Но у них с бароном дружбы не наладилось. Аристократ, богач, миллионер... Где-то он сейчас? Где? Все раскидано, все порушено! Что там у вас в Кирицах?
Курбатов смотрел на огонь, как он листает страницы книг, охватывая их желтыми языками.
Спокойствие. Только спокойствие. Вот оно! Началось...
Все так же, тоном раздумчивости, неторопливо Курбатов пояснил:
— В Кирицах живут родители моей невесты... Я думал, что, когда все кончится, поеду туда. Обвенчаемся... Отсижусь... Все тогда, конечно, переменилось бы!
— Ваша невеста там?
— Вчера была на допросе... Ее тоже взяли, но при мне Дзержинский приказал ее отпустить. Она ровным счетом ничего не знала.
— А они знают, что она ваша невеста?
— Нет! — ответил, помедлив, Курбатов. — Меня спросили, кто она такая. Ответил: знакомая... Нашими с ней отношениями не интересовались.
— И она назвала адрес?
— Назвала. У нее не было резона что-либо скрывать.
— Кто там у нее?
-— Отец — сельский учитель.
— Это не адрес! — определил Ставцев. — Не адрес... Туда прежде всего и кинутся вас искать...
Курбатов молчал. Нельзя было торопиться. Нужна остановка, чтобы все обдумать. Конечно, соблазнительно, ох как соблазнительно для его собственных целей заехать в Кирицы и обвенчаться, Когда-то теперь он вернется в эти края, когда-то он теперь встретится и объяснится с Наташей? Но с точки зрения Ставцева это, конечно, небезопасный адрес. Но он же все объяснил одним словом: «невеста». Ставцеву должно быть понятно его желание перед отъездом встретиться с невестой, А для него это не только желание. Для него это жизнь!
Курбатов все так же медленно, но тем не менее с возрастающей твердостью проговорил:
— Дело все в том, Николай Николаевич, что я все равно, при любых обстоятельствах заеду в Кирицы... Это решение мое бесповоротно! Я должен туда заехать...
— Вы сумасшедший! Вам там устроят засаду!