Что-то невероятное происходило на глазах у Курбатова. Барон фон Дервиз! Крупнейший финансист и миллионщик. Когда подходили к Кирицам, Ставцев указал Курбатову на замок, обнесенный кирпичной стеной, с въездными воротами, как у дворцов, с плотиной и озерами у изножья. Зубчатые башни, островерхие и круглые с турьими бойнйцами. И он за большевиков. А Ставцев? Кем был Ставцев в том старом мире в сравнении с этим человеком?
Фон Дервиз спокоен и ровен, а Ставцев кипит, даже и не очень удается ему это скрыть. А надо бы! Вохрин уже с тревогой поглядывает.
Но все это было отвлеченным спором, и вдруг — Кольберг. Опять всплыла эта зловещая фигура.
Ставцев помедлил с ответом, как бы пытаясь что-то вспомнить.
— Нет, пожалуй, трудно представить, где может быть Кольберг. Если не убит, то скорее всего в эмиграции. Между прочим, он занятный человек.
— Очень! — быстро согласился Дервиз, но в его голосе легко улавливалась ирония. — Очень занятный! Вы знаете, зачем он приезжал ко мне? Или он вас не удосужился посвятить в свои планы?
— Отчасти... Он говорил, что его очень интересуют обрусевшие немцы.
— И только?
— Он работал в жандармском корпусе. У нас было не принято интересоваться его служебными делами.
Дервиз нахмурился.
— По-моему, он этим все вам объяснил. Он предлагал союз землячества. Он говорил мне, что Россия — это колосс на глиняных ногах, что очень скоро в России загорится зарево крестьянской войны. Все рухнет. Он считал, что немцам в России надо объединиться на случай смуты. Открывал мне заманчивые перспективы вложения немецких капиталов в русскую промышленность и установление через подставных лиц такой власти в стране, которая была бы послушна немецкому влиянию. Я счел это предложение противоестественным и в общем-то неосуществимым. Поэтому я не оставил его ночевать в замке...
Вохрин зло рассмеялся.
— Наверное, ему нужны были бы и ваши услуги?
— Наверное... — согласился Дервиз.
— Война нам показала силу немецкого землячества. Это имеет и несколько иное название... Шпионаж!
Ставцев поморщился.
— Это голословно.
— Нисколько! — воскликнул Дервиз. — Влияние такой немецкой партии при русском правительстве, о котором говорил Кольберг, лишило бы Россию национальной самостоятельности...
Ставцев что-то еще пытался сказать, но умолк на полуслове. Он воспользовался тем, что Вохрин разлил по рюмкам водку, выпил и уже смиренно закончил спор:
— Вот поэтому я и ухожу с арены... Пойдешь направо — жизни лишишься, поедешь налево — коня серый волк съест. Росстань — словом, лучше переждать на перекрестке.
У Дервиза тоже заметно пропал интерес к спору. Он обернулся к Курбатову.
— А вы, молодой человек, тоже предпочитаете переждать на росстани,, на распутье?
— Нет! — ответил Курбатов. — Я сделал выбор...
Дервиз нахмурился.
— Романтика мстителей, белая армия, белые одежды святых?
Курбатов посмотрел на Ставцева. Тот сделал едва приметный знак движением век: молчать надо!
— Нет! Я провожу своего друга и иду в Красную Армию...
Все тихо в доме, и все давно уже спят. Разметалась во сне Наташа, уронив голову на его руку. В темноте смутны черты ее лица, но Курбатов видит каждую его черточку. Он не спит, сон бежит от него...
Трудно вместить, трудно окинуть все с ним случившееся, понять, оценить, очертить каким-то определенным кругом. Может быть, невольно Ставцев в своем притворстве сказал правду о росстани... Как легко потеряться, как легко можно заблудиться во всей этой неразберихе, в этом отчаянном хаосе. «Ледовые мстители». Из Петрограда смотрел на них Курбатов как бы даже с восторгом. Ему нравилась романтика неравного боя. Романтика! Насмешка над романтикой! А если они придут сюда? Что им Наташа, что им Вохрин, что им этот странный барон? Виселица и шомпола... И нет никаких мстителей, а просто жажда власти, которая вырвана как жало, но которая сладка для них как сахар! И этот спокойный человек в ВЧК. Чему он так заразительно рассмеялся? Над бессилием рассмеялся тех, кто послал его, Курбатова. Смех над обреченными. А обреченные, послушать Ставцева, кольцом сжимают Москву. Московское великое княжество и то было обширнее по своей территории, чем большевистская Россия. Где взять силы, чтобы отодвинуть девятый вал? Значит, есть где-то силы, и не от бессилия ли мечутся там, посылая стрелять из-за угла?