Еще до подхода к Аджим-Ушкаю вышел из строя командир полка майор Голядкин. Обливаясь кровью, он подозвал к себе Поважного и сказал:
— Передаю вам командование полком, приказываю не отступать… Держитесь, Михаил Григорьевич, до последнего дыхания.
Голядкина и раненого комиссара полка старшего батальонного комиссара Евсеева унесли с поля боя. Поважный не знал, успели ли переправить их на Тамань. Теперь он во главе полка. Когда немцы отошли, Михаил Григорьевич собрал сведения о наличии людей: оказалось шестьсот человек. Через час начальник штаба лейтенант Шкода доложил: к полку «прибилось» еще свыше шестисот бойцов и командиров из других частей и соединений, кроме того в подземелье укрывается большое количество гражданского населения.
— Это же сила! — звонко выкрикнул откуда-то появившийся молоденький большеголовый боец, одетый в морскую форму.
— Из 83-й морской бригады? — спросил Поважный.
— Так точно, командир, из этой бригады. Да я вас знаю, товарищ старший лейтенант, вы у нас командовали батальоном. Помните, в Семиколодезях?
— Верно, командовал. Как фамилия?
— Карацуба, Леонид Карацуба.
— Будешь у меня связным.
Из дневника Михаила Григорьевича Поважного.
«…Фашисты ударили по северной части Аджим-Ушкая. Они вывели из строя нашу артиллерию. Я отдал приказ идти в рукопашный бой. Это была жестокая схватка. Она длилась до самого вечера. Ночью я отвел людей в Малые Аджимушкайские каменоломни, выставил заставы и приказал ни в коем случае не допустить прорыва врага в каменоломни. Под землей оказалось большое количество рядового и командного состава, много гражданского населения из Керчи и прилегающих к городу поселков. Сразу приступил к формированию батальонов, штаба подземного гарнизона, учету боеприпасов, продовольствия и вооружения».
В Аджим-Ушкай вошли немцы. В штабах вражеских частей вновь заговорили о тишине, на этот раз с сомнениями, но все же говорили о ликвидации «красных безумцев», и даже некоторые пробовали пиликать на губных гармошках, адъютанты спешили занять для своих командиров лучшие дома, обставить мебелью. А под землей жил другой Аджим-Ушкай. Малые катакомбы тянулись на несколько километров. Их значительно превышали своими размерами Центральные каменоломни. И в тех и в других — тысячи бойцов и командиров. На поверхности их разделяет огромная корытообразная лощина. Под землей они изолированы друг от друга, и штаб полковника Ягунова не знает, что совсем рядом, в шестистах метрах, старший лейтенант Поважный сформировал три батальона, готовых умереть в темных отсеках и громадных ответвлениях в борьбе с врагом, как и не знал Михаил Григорьевич, что в Центральных катакомбах находится еще большее количество советских бойцов и командиров, решивших до последнего дыхания удерживать каждую пядь родной земли.
А восемнадцатилетнему Дмитрию Блохину, как и его тринадцатилетнему братишке Мише, страшно хотелось побольше скопить гранат, револьверов и винтовок, в подходящий момент уйти в катакомбы и оттуда устраивать налеты на немецкие колонны, идущие к Керченскому проливу, чтобы переправиться на Тамань. Желание подогревалось слухами о том, что будто бы из плена бежали два советских командира Моисеев и Коваленко и тайно создают партизанский отряд в поселке Третий Самострой, даже наименование отряда произносилось: «Красный Сталинград», произносилось шепотом, с замиранием сердца.
К катакомбам подходили все новые подразделения и группы бойцов из арьергардных подразделений. Одни из них спускались в подземелья, другие располагались на поверхности. Так оказался у входа в Центральные каменоломни с остатками своего батальона капитан пограничных войск Виталий Васильченко. Он сурово сдвинул брови, резко бросил солдату, сказавшему ему что-то на ухо:
— Паникуешь?
Радист с простреленной рукой, подвешенной на груди поясным ремнем, облизал сухие губы, повторил:
— Совинформбюро сообщило: наши войска оставили Керченский полуостров. Не я один слышал, товарищ капитан.
Васильченко посмотрел на рацию: она была разворочена осколком.
— Еще кто слышал? — спросил он. Стоявшие вокруг бойцы наклонили головы, они не хотели повторять то, что сказал радист, то, что слышали сами по радио… И Васильченко понял: боец правду говорит. Капитан резко повернулся и направился к главному входу в катакомбы. Навстречу из лощины выполз броневичок, открылся люк, из машины выполз окровавленный лейтенант. Он хотел что-то сказать капитану, но тут же, безжизненный, рухнул ему под ноги.