- Да что вы в самом деле! - вскрикиваю я. - Надо же что-то предпринимать!
- Не кричи громко, - повторяет Захар. - Видишь, танки уже прошли нас, теперь ихняя пехота валом валит.
Мельком бросаю взгляд в сторону: по косогору спускаются цепи гитлеровцев.
В ушах стучит кровь. Треск пулемета приводит меня в чувство.
Захар лежит с простреленной головой. Что-то липкое и тепловатое течет у меня по щекам. Подбегает Мухин. Я вижу Алексея, как в тумане.
- Убит? - глухо доносится голос Алексея. Пули свистят над нами. Делается холодно. Алексей тащит меня в убежище.
***
В КАТАКОМБАХ
- 1
Я опускаюсь на камень и сразу чувствую невероятную дрожь во всем теле, так трясет, что не могу слова выговорить, а голова пылает огнем.
- Что там случилось? - спрашивает Егор.
- Шапкина он задушил, - слышу голос Мухина. Жар охватывает грудь, перед глазами зеленые круги. Потом все пропадает в темноте.
Из мрака приближается лицо матери.
- Мама!
Голова вздрагивает и еще ниже наклоняется. Теперь отчетливо вижу белые, словно припудренные мукой, пряди волос.
- Ты седая, мама?
- Лежи, лежи.
Маленькая холодная рука касается моего лба. Поднимаю глаза кверху: серые тяжелые камни покрыты крупными каплями воды. Каменный потолок. Когда же он у нас появился?.. И стены серые, с большими темными кругами... Крыша течет, сырость кругом...
Сильно печет в левой части груди. Не хватает воздуха.
- Окно откройте...
Внезапно наступает темнота. Словно из подземелья, слышу глухой разговор:
- Ну как?
- Горит весь, бредит.
- Что же делать?
- Подождем, спадет температура, поднимется. Ночь рассеивается: у ног дрожат три человеческие фигуры. Вот они, подпрыгнув, закружились в крутой спирали.
- Ты думаешь, он поднимется? - опять слышу чей-то голос, который кажется мне знакомым.
- Мама, кто здесь?
Напрягаю зрение и вдруг отчетливо вижу Аннушку. Она сидит рядом и все еще держит свою руку на моем лбу. На какое-то время чувствую просветление в голове, хочется рассказать, как все произошло, как убил Шапкина.
- Он хотел нас выдать фашистам...
- Бурса? - это голос Чупрахина. - Ты молчи... молчи...
Весь дергаюсь, пытаюсь подняться.
- Не верите?..
- Лежи, лежи...
Все куда-то убегают. "Бросили", - решаю.
Частые выстрелы, перемежающиеся с сердитыми раскатами гранатных разрывов, на некоторое время заставляют подумать о другом: "Что там?" Срывая с себя шинель, встаю на колени и беру автомат. Впереди, где обозначается выход, вижу голубое небо, на котором вдруг вырастает черный с огненными лепестками взрыв.
- Иди вперед, что прячешься? - кричу на себя.
Кто-то подхватывает под мышки, тащит в темноту. Плыву, то поднимаясь, то опускаясь, словно на волнах. Некоторое время чувствую запах моря, слышу характерный всплеск воды. Крутая волна сбивает с ног. Падаю, задыхаясь без воздуха. Рядом появляется старший лейтенант Сомов.
- Вперед!
Напрягаю силы... Руки тянутся к берегу. Пляшут огненные столбы причудливо, суматошно. Пламя лижет лицо, грудь.
- Егор, помоги!..
На песчаной отмели замечаю мать.
- Мама, мама... уходи... Опасно здесь.
Но она бросается ко мне. Никогда не видел ее такой решительной. Подхватив меня, прижимает к груди, целует в лоб. А губы ее горячие, как раскаленное железо.
- Лежи, лежи, они сюда не посмеют прийти.
- А-а, это ты, Аннушка...
И снова темнота. Кто-то раскрывает мне рот, чувствую, как потекла вода. Жадно глотаю. Делается легче.
Подходит Кувалдин. Из-за его плеча вижу вытянутое лицо Мухина.
- Воды...
Алексей опускается на колени. В руках у него фляга.
Отвинтив крышку, убеждается, что в посудине воды ни капли нет. Чупрахин выхватывает из рук Мухина флягу, бежит к выходу.
- Куда? Стой! - вслед ему потрясает автоматом Кувалдин.
- Я сейчас...
- Стой, тебе говорят!..
- Я сейчас! - не останавливаясь, кричит Чупрахин.
- Убежал, - шепчет Мухин. Он подходит к моему автомату и носком сапога подвигает оружие ко мне. Лицо Алексея приподнято кверху, сухие губы, дрожа, что-то шепчут, догадываюсь: "Один патрон берегите для себя".
- Алеша! - вскрикиваю я. Но Мухин уже скрылся за камнем, ушел к Кувалдину.
Темное пятнышко канала ствола смотрит в лицо. Остается только протянуть руку, оттянуть спусковой крючок и нажать на него.
- Пусть будет так.
Уже не чувствую ни жары, ни сухости во рту. В голове ни одной мысли. Под рукой какой-то прохладный твердый предмет упирается в подбородок. Что это? Автомат.
Надо мной склоняется Аннушка:
- Коля! Что ты!..
Рука разжимается, и оружие, скользя по груди, с легким цоканьем ударяется о камень.
- Ребята! Есть вода! - слышится голос Ивана. Навстречу Чупрахину выбегают из-за камней Кувалдин, Мухин.
- Жив?
- Что за вопрос! - держа в цуке флягу, отвечает Иван. - У разминированных фашистов достал воду. Оказывается, мы ухлопали четырех гитлеровцев. Лежат они, беспризорные, при всей экипировке...
Катакомба наполняется гулом автоматных очередей. Сбрасываю шинель и пытаюсь подняться. Голова тяжелая, будто вместо шапки на ней пудовый слиток свинца. Стены, пол, вздрогнув, рванулись мне под ноги, кругом все поплыло, закружилось. Густая темнота хлынула в убежище. Ничего не видать. И хотя бы кто-нибудь произнес слово. Ушли? Нет, слышу тяжелое дыхание.
- Досиделись! - это Мухин говорит. - Из-за одного теперь погибнем все, - шепотом продолжает Алексей.
- Скорее ложись и протягивай ножки, а то опоздаешь на тот свет, сердито возражает Чупрахин. - Не то говоришь, Алеша. Разве можно товарища бросить!
- Что же делать?
- Есть голова, есть руки, значит, не все потеряно.
- Правду говоришь, Егор. Главное - не опускаться ниже ватерлинии, держаться, как положено. Понял, Алеша? Где ты тут стоишь? Вот моя рука... Понял? Нет. Тогда не надрывайся, а то еще воспаление мозга схватишь, а "скорой помощи", тут, по всей вероятности, нет... Егор, командуй, ведь я тебя генералом нарек.
Аннушка кладет флягу на грудь. Прохлада притупляет боль. Глаза смыкаются. Хочется спать, я еще силюсь услышать голоса, разобраться, что произошло, но дремота все крепче и крепче сковывает.
- 2
Я уже не сплю, лежу с открытыми глазами, но темнота все та же плотная, как повязка из черного крепа. В конце концов, что случилось, почему ничего не вижу? Встаю на ноги, делаю несколько шагов. Плечом ударяюсь о ребристый камень.
- Егор! Где вы?
"Вы-вы", - отзывается далеко под сводами катакомбы. - Ловлю чью-то вытянутую руку. Без труда узнаю: это Аннушка. Сверху доносятся глухие, но настойчивые удары, напоминающие стук дятла.
- Что случилось?
Ладонь Аннушки скользит по лицу, лбу, пальцы теребят волосы.
- Упала, совсем нет температуры, - радостным голосом говорит Сергеенко. - Товарищи, у него нет температуры!..
- Аня, почему я ничего не вижу?
- Присядь, не стой на ногах. Сейчас все расскажу... Настойчиво трудится дятел. Его стук отдается в голове.
- Кто это стучит?
- Теперь бы тебе крепкого чая...
Приподнимаюсь и трясу Аннушку за плечи:
- Почему я ничего не вижу? Что это за стук? Говори: я ничего не боюсь. Слышишь, ничего!
- Ничего? - после минутного молчания спрашивает Аннушка. - Тогда слушай.
Голос у нее немного простужен. Слушаю плохо, жду ответа на свой вопрос и боюсь, что ответ будет слишком суров.
- Немцы взорвали выход из катакомбы, замуровали. Но это не страшно. Мы все равно выйдем отсюда. Слышишь стук? Это Егор с ребятами делает пролом.
- Так, значит, я не ослеп! - от радости пытаюсь вскочить на ноги. Мне уже легко, только еще саднят царапины на лице да дрожат полусогнутые пальцы.