- Вызывай, вызывай... Должны ответить...
- "Волга", "Волга"!.. Я - "Звезда", я - "Звезда"... "Волга", "Волга"!., Я - "Звезда"... - одним тоном повторяет радист.
Правдин поясняет нам:
- Тамань вызываем. Штаб фронта туда переправился, А с командующим нет связи. Генерал где-то здесь, среди войск. Шатров решил организовать оборону Аджимушкая. Он уже дважды водил в контратаку.
- Разрешите доложить, товарищ политрук? - вдруг спрашивает Кувалдин.
- О чем? Как ходили в разведку? Не надо. Я знаю, Мухин уже рассказал...
- О знамени, товарищ политрук. Вот оно, смотрите.
- Наше, дивизионное! - восклицает Правдин и, шагнув к Егору, крепко обнимает его.
- Есть Тамань! - громко кричит радист. Шатров колыхнулся, схватил телефонную трубку.
- "Волга", "Волга"! Я - "Звезда"...
Требую поддержки. Прием. - Подполковник настолько увлечен разговором, что не замечает развернутого знамени, с которым подошел к нему политрук. Лицо его мрачнеет: - К черту вашу шифровку! Высадите десант моряков. Слышите, требую немедленно!
Выслушав ответ, Шатров передает трубку радисту. Подхватив костыль, он вытягивается перед знаменем.
- Откуда оно? - наконец спрашивает он.
- Вот они принесли, - сообщает политрук.
- Рассказывайте, что произошло в разведке, где взяли знамя, - говорит Шатров. Опершись о костыль, он слушает с закрытыми глазами. Кувалдин докладывает подробно о том, как шли в разведку, как Шапкин пытался выдать нас немцам, как похоронили командира дивизии и со знаменем пробились сюда, в катакомбы.
Подполковник открывает глаза, пристально смотрит на Кувалдина, потом на меня и садится на прежнее место. Он сидит молча, уперев взгляд в полотнище знамени.
- У кого есть курево? - спрашивает он тихо, расстегивая ворот шинели.
- Сигареты, - предлагает Чупрахин.
Сделав две-три затяжки, Шатров говорит:
- Десант высадят. Москва уже распорядилась. Но на большую поддержку рассчитывать не будем: в районе Барвенкова и Лозовой гитлеровцы перешли в наступление, продвигаются в сторону Ростова.
Кирилл протискивается вперед. Топчется на одном месте и робко спрашивает:
- Что же будем делать?
Подполковник с силой мнет пальцами окурок.
- Драться, товарищ красноармеец. Драться, - повторяет он. - Драться вот так, как они, - показывает Шатров на нас. - Эти ребята заслуживают глубокого уважения. Спасибо вам, товарищи, за спасение знамени._ И, поднявшись, продолжает: - Враг не может все время наступать. Сил у него на это не хватит. Придет время - истощится, сгорит он на нашей земле, как дрова, брошенные в топку... Я приказываю всем драться до последней возможности, не терять боевой дух, с паникерами и трусами расправляться беспощадно!
Никто еще определенно не знает, какое количество людей находится под землей: одни говорят - несколько тысяч, другие исчисляют сотнями. Пока трудно определить: катакомбы - это множество галерей и отсеков, бойцы рассеялись по ним мелкими группами и в одиночку. Гитлеровцы уже блокировали большинство выходов.
Стоит тишина, доносятся лишь отдельные выстрелы. Шатров разговаривает с Правдиным.
- Надо навести порядок, - слышу голос подполковника, - сформировать роты, назначить командиров.
- Может быть, лучше утром ударить по немцам с тыла, прорваться к своим?
- Это было бы хорошо, - соглашается Шатров. - Но надо поднять на это людей, повести их за собой...
- Я попробую организовать прорыв. Уверяю вас, товарищ подполковник, бойцы пойдут за мной, - убежденно говорит Правдин.
Слышу шепоток справа:
- Говорят, какой-то боец, по фамилии не то Муха, не то Мошкин, сказывал, что этот самый Шапкин выкрал секретные документы и передал немцам. Они разгадали нашу оборону и саданули...
- Врешь, - возражает кто-то в ответ.
- Чего же мне врать. Что слышал, о том и говорю.
- Нет, братцы, я слышал другое. Вроде бы между командующим фронтом и представителем Ставки не было никакого ладу. Он называл командующего оборонцем и ругал всех, кто укреплял позиции. А командующий кричал на него. Куда ты, говорит, рвешься, фронт не готов для наступления. И вот вам результат.
- Загнул, Семен! Не может быть, чтобы такие большие люди не ладили между собой. Во всем, конечно, виноват Шапкин.
- Дурак ты, товарищ сапер.
- А ты умница, тогда скажи, почему немцы так сильно поколотили нас? Молчишь! А я хочу знать.
- А потому, что ты, сукин сын, плохо ставил мины.
- Да ведь не приказывали их ставить. Говорили, завтра будем наступать. И каждый день так. Неужто саперы виноваты, ребята?! Что он говорит! Да я готов был круглые сутки ставить мины под огнем, под бомбежкой!
Спор между бойцами идет до рассвета. "Кто, почему, как могло случиться?" - наверное, еще долго будут мучить людей эти вопросы.
...Утром гитлеровцы обрушивают на катакомбы шквал огня. Укрываемся в отсеках, за штабелями обработанных камней. Несколько снарядов попадают внутрь катакомб. Осколком в щепы разносит рацию. Вздрогнув, схватился за бок Шатров. К нему подбегает Правдив, берет на руки.
- Атакуйте...
Судорожно вздрогнув, Шатров умирает.
Хороним подполковника в отсеке. На могиле оставляем фанерный щит с надписью: "Подполковник Шатров Иван Маркелович - организатор обороны Аджимушкайских катакомб".
Тут же, у могилы, Прав дин принимает решение: кому-то необходимо выйти из катакомб, оценить обстановку и доложить.
Егор решительно поднимается.
- Пойду, товарищ политрук, - он осматривает оружие. - Готов, приказывайте.
- Я с ним, - заявляет Чупрахин.
- В перестрелку не вступать, действовать осторожно и быстро, напутствует политрук.
У выхода Егор и Чупрахин ложатся на землю и сразу скрываются между камнями. Наступают томительные минуты ожидания. Правдин следит за временем.
- Пять минут, - почти шепотом произносит он, - Десять...
Громко стучит сердце,
- Пятнадцать...
- Ползут! - сообщает кто-то из бойцов.
Политрук, забыв об осторожности, бежит навстречу уже поднявшимся во весь рост Кувалдину и Чупрахину.
Доклад короток: в двухстах метрах от катакомб окопались фашисты. Бой идет на высоте, что восточнее поселка, Над проливом висят вражеские бомбардировщики.
Еще короче выводы Правдина.
- Зовите сюда всех бойцов! - приказывает Правдия.
- Мухин, Самбуров, пошли, - командует Егор.
Стены катакомб ноздреватые, в отдельных местах мокрые. Пожилой боец с лицом Тараса Бульбы, припав губами к надтреснутому камню, сосет влагу.
- Отец, - обращается к нему Чупрахин. "Тарас Бульба" поворачивается к Ивану:
- Внутри горит. Нет ли во фляге воды?
- А ты кто?
- Пулеметчик.
- Иди к выходу, там море воды и жареные гуси с яблоками.
- Шутишь?
- Угадал, отец. Врать не умею. Но ты спеши к выходу. Правдин ждет тебя, говорит: пулеметчик нужен вот так, - Иван выразительно проводит ребром ладони по горлу.
- Правдин? Генерал, что ли?
- Бери выше, при нем знамя кашей дивизии. Понял? Спеши, что же сосать камни, поранишь губы.
- Говоришь, знамя? Иду, - он подхватывает пулемет и бежит к месту сбора.
Наталкиваемся на большую группу людей. Окружив Беленького, они о чем-то спорят. Иван, проникнув в центр круга, сталкивает Кирилла с ящика и поднимает руку:
- Братишки! Только что поступил приказ: всем сосредоточиться у выхода, пойдем утюжить фрицев. Кто против? Таковых нет? Постановили: за мной, кому дорога честь советского воина.
Чупрахин прыгает с ящика и, подняв над головой автомат, бежит к выходу, за ним течет поток людей, Возле меня появляется Беленький. Он кричит на ухо:
- Погоди, как пойдем на огонь, перестреляют!.. Трудно остановить бег. Отрываюсь от Кирилла и настигаю Ивана, который все еще продолжает повторять:
- Таковых нет. А откуда им взяться среди нас? Бурса, правильно я говорю: таковых нет!