Левицкий подал кусочек конины, сказал:
- На, это твоя доля... Пришел к Ягунову партизан, говорит: я, товарищ командир, и есть Данченко, тот самый, которого вы приказали найти. Сам я не слышал, но мне рассказал об этом Николай Ефремов, офицер связи Ягунова. Этот Данченко - старый каменотес. Он показал склады готовых камней. Вот и пошла работа, несколько газоубежищ уже готовы, - Левицкий помолчал, потом с облегчением произнес: - Данченко показал командованию два тайных выхода из катакомб. Теперь фрицам не будет покоя.
...Несколько дней копали подземный ход к колодцу, находившемуся на поверхности, в нескольких десятках метров от центрального входа. Полковник Верушкин Федор Алексеевич, заместитель Ягунова, лежал в госпитале. Когда узнал об этом, поднялся, пришел помочь землекопам. Служил он в Красной Армии со дня ее рождения, окончил военную академию химической защиты, за финскую кампанию был награжден орденом Красной Звезды. Он взял лопату и спустился в штольню. Но его помощь и советы уже не потребовались...
В то время, как под землей шла работа по прокладке скрытого подхода к колодцу, старший сержант Женя Бочаров пробрался к колодцу. Немцы вели огонь, и он не мог сразу посмотреть, есть ли в колодце вода. Укрывшись в воронке, Бочаров лежал неподвижно долгие часы. Но вот вражеский огонь прекратился, и тут вдруг к колодцу подбежал гитлеровец. Это был громадного роста ефрейтор, с железным крестом на груди. В короткой схватке Бочаров скрутил немца, связал его веревкой - и мигом к колодцу. И на мгновение оцепенел: колодец был завален трупами...
Бочаров привел пленного в штаб. Гитлеровца допрашивал Ягунов: он отлично знал немецкий язык. Здесь же были Парахин, начальник разведки старший лейтенант Бармет, начальник штаба Сидоров. После допроса пленного лейтенант Ефремов спросил у Ягунова:
- Павел Максимович, что же он показал?
- Нам надо переходить от обороны к наступлению. Враг нас боится. И знаешь что, Коля, мы тут не одни, где-то рядом действует еще подземный гарнизон советских войск. Воду добудем и начнем громить фашистов.
Парахин горячо поддержал Ягунова.
...Колодец рыли четырнадцать дней. Его рыли в самом глубоком отсеке: здесь толщина потолка достигала свыше 25 метров, и гитлеровцы не могли подслушать шум. Землю резали лопатами, долбили кирками, рвали взрывчаткой и связками гранат, сантиметр за сантиметром... Наконец на двенадцатиметровой глубине блеснула живая вода. Очень подвижный и никогда не унывавший старший лейтенант Бармет вдруг обмяк, упал на мокрую землю и, загребая ее под себя руками, заплакал!
- Вода, вода, Товарищи!
Полковник Ягунов читает приказ на штурм поселка Аджимушкай. Приказ разработал начальник штаба Сидоров. В нем ставятся задачи каждому батальону, каждой роте, взводу, отдельным разведчикам. Слушает весь командный состав. Слушает его и лейтенант Ефремов, но он не видит людей. На глазах у него повязка. Он ее носит уже десять дней... Это случилось у Царского кургана. Ефремов и Женя Бочаров ночью проникли в расположение врага, изучили оборону противника, подходы к ней со стороны Керчи, расположение складов взрывчатки, которыми гитлеровцы забрасывают катакомбы. Все было уже изучено и намечены маршруты, по которым ночью пойдут роты, чтобы взорвать хранилища врага, как вдруг их обнаружили немцы. Они приняли бой, неравный, жестокий. Взрывом гранаты Ефремов был легкоранен, тугая струя песка хлестнула по глазам. Притащил его в катакомбы Женя.
С тех пор он не видит, а чувство такое, что вот-вот в глаза ударит свет. О, как ему хотелось, чтобы сейчас, сию минуту, когда уходят товарищи на штурм поселка, он прозрел. Голос Ягунова тверд и решителен:
- Группы подполковника Бурмина, майора Панова, капитана Левицкого... Батальону старшего лейтенанта Белова оседлать дорогу, ведущую в Керчь, и закрыть подход основным силам врага к Аджимушкаю...
Ефремов сорвал повязку и страшный, грудной крик прокатился по отсеку:
- Я вижу... товарищи! Я вижу!
- К бою готовы? - спросил Парахин, - Готов.
- Пойдете с офицером связи в батальон подполковника Бурмина, - приказал Ягунов.
...Начальник Аджимушкайского гарнизона майор Рихтер занимал самый большой дом в поселке. Он обставил его мягкой мебелью и первые дни рассчитывал быстро разделаться с "красными безумцами", спрятавшимися в катакомбах. Но не получилось: газы, взрывы и завалы не принесли желаемого результата - русские непрерывно атакуют, появляются внезапно то с одной стороны, то с другой. "Черт возьми, да неужели все подземелье этого клочка Керченского полуострова нашпиговано красными", - раздражался Рихтер." На столе у него лежала радиограмма начальника Керченского гарнизона, в которой генерал распекал Рихтера: "...сколько вам нужно недель и месяцев, чтобы разгромить кучку русских, спрятавшихся в подземелье? Может быть, год! Они срывают нормальную работу нашей переправы через пролив ".
...Майор Рихтер спал в кресле, не раздеваясь.
Тайный ход вывел группу Бурмина в чулан немецкого штаба. Разведчики бесшумно заняли двор, уничтожили охрану. Бурмин нажал на дверь. Она открылась. Уронив на стол голову, храпел вражеский телефонист.
Было два часа ночи. Рихтер пошевелился, открыл глаза и... бросился на Бурмина. Но тут же был прикончен разведчиками. Телефонисту скрутили руки, и он ошалело моргал глава-ми.
И немещком штабе появился Ягунов. Он начал руководить боем. Бой шел до самого утра. Батальон Белова взорвал склады с бомбами. Было захвачено большое количество боеприпасов, оружия, продовольствия, штабных документов.
Роты заняли свои посты. Отдыхали свободные от нарядов. Впервые за многие дни раненые получили по куску хлеба. Вспомнили о бездействующей походной хлебопекарне. Начпрод Желтовский облюбовал для нее отсек. Прикатили "походку", установили попрочнее. Накололи дров, задымила пекарня. Нашлись мастера печь хлеб. Трофейной муки хотя было и немного, но к делу отнеслись солидно, будто открывали настоящий хлебозавод.
В штатом отсеке шло совещание командного состава. Подводили итоги ночного боя. Ягунов был; весел, рассказывал Парахину, как он только что беседовал с бойцами и они просили его послать Гитлеру письмо, даже текст сочинили, похлеще, чем запорожские казаки турецкому султану...
- Да, Павел Максимович, - подхватил Парахин, - это прекрасно. Какое мужество проявляют наши бойцы! Вот схватили тут фашистов за ноги и сечем их... Гитлер орет, что его войска движутся к Сталинграду, а наш гарнизон сражается вон где, в глубоком тылу врага. Да в каких трудных условиях! А это значит - Красная Армия непобедима.
По требованию Ягунова принесли трофейные мины. Одну из них положили на стол. Полковник, подмигнув майору Панову, сказал:
- Этой "штукой" мы будем уничтожать врага. - Он подошел к столу, обвел взглядом усталых и похудевших командиров, остановился на лейтенанте Ефремове. Видимо, изнуренный и истощенный вид офицера связи тронул сердце Ягунова, и он по-отечески бросил: - Я сам эту штуку посмотрю, Коля.
Он взял мину. Грянул взрыв...
Через два дня хоронили полковника Ягунова. К месту захоронения его несли в гробу, а следом плыли факелы. Люди молчали. И только когда опустили гроб, услышали голос батальонного комиссара Парахина:
- Он делил с нами поровну всю тяжесть, которая выпала на долю бойцов подземного гарнизона. И твое имя всегда будет с нами, - клянемся тебе, Павел Максимович!
Еще короче сказал подполковник Бурмин. Он стал на колени, произнес:
- Я принимаю командование гарнизоном, Паша, Поверь мне, не отступлю, до последнего дыхания драться, будем.
Смерть немецким оккупантам!
Взрывы, взрывы... Они полыхают над всеми отсеками и штреками. Потолок рушится то там, то здесь. От грохота кровь сочится из ушей. Едва утихнет проклятый грохот, слышится голос: