Выбрать главу

— Счастливые вы создания, — сказал им Ян. — Вы, наверное, сегодня столько успеете и умрете до взрыва… Счастливые. Я ничего не успею…

Ему стало себя жалко. Он ведь даже не целовался ни разу. В пятнадцать лет это уже начинает беспокоить. Но паренек отогнал грустные мысли. Он не поедет сегодня домой, а останется здесь, в поле.

Вдруг что-то произошло. Мир стал ярче, больше, вкуснее, а время растянулось до бесконечности.

Мальчик вскочил и… взлетел. Яркие лазоревые крылья, подхватив воздушный поток, подняли его над землей. От неожиданности Ян качнулся и опустился на стебель. Вцепившись лапками в травинку, паренек попытался оглядеть себя. Потом подумал, зачем? Он знал, что молод, он знал, что красив, и пахнет ванилью и земляникой. Что случилось? Но в его маленьком тельце не было места для сложных мыслей и глупых вопросов, и мотылек, расправив чудесные крылья, с робостью и восторгом сделал взмах, затем еще один. И еще. Он поднялся над травой, над цветами, над полем. Сколько звуков! Сколько запахов! Слышал, ощущал, воспринимал он теперь всем телом. Поток информации захлестнул, хотелось кричать, и он усилил свой чудный ванильно-земляничный аромат, заявляя гигантскому миру о своем присутствии.

Робость исчезла. Ян поднимался все выше, полет не был ровным. Солнце, огромное, яркое, сияющее, прогревало его, высвечивая лазурные чешуйки на крыльях. В маленьком тельце не умещались сложные эмоции. И сейчас мотыльком завладела радость. Он седлал небольшой круг, поднимаясь по спирали к ослепительному шару. Солнце исчезнет не скоро, и за это время надо столько успеть! Надо найти женщину, надо поесть… Нет, надо сначала поесть, а потом найти женщину… Да, да, еда и женщина, что может быть прекраснее? Только женщина и еда.

Огромными глазами Ян разглядывал огромный мир. Заметив внизу яркое пятно и неведомо как почувствовав, что там еда, он неуклюже спланировал вниз и опустился в чашечку цветка. Его лапки тут же увязли в чем-то сыпучем.

«Как сладко! — подумал мотылек. — Как сладко!»

Он какое-то время просто бродил по цветку, позволяя лапкам ощущать сладость нектара, удивляясь, как лапки могут чувствовать вкус, потом развернул длинный хоботок, сладкое вещество наполнило его брюшко, и он захотел вновь закружиться от удовольствия.

Ян перелетал к ярким пятнам, пачкаясь в пыльце, наслаждаясь нектаром. Пока не столкнулся с другими бабочками. Недавние знакомцы. Одна из них точно была женщиной, но почему-то не заинтересовала мотылька. Просто еще одно пятно, только движущееся, не представляющее опасности.

«Она — чужая».

Ян подлетел к бабочкам, намереваясь узнать о них побольше, но знакомцы не обратили на него внимания. Кружась, они скрылись в траве.

«Надо найти своих».

Ян сел на цветок, расправив крылья, и слегка покачивал ими. Одиночество, с которым он мирился, будучи человеком, просто убивало его — мотылька.

«Никто не должен быть один».

Теперь его тело заполнила тоска.

«Надо найти своих».

Захотелось стать маленьким, как гусеничка, свернуться в шарик и затаиться где-нибудь…

«Глупый».

Ян скорее почувствовал, чем услышал.

«Глупый, но пахнешь вкусно».

На соседнем стебельке сидела бабочка, меньше, чем он, но такая же.

«Ты — женщина».

Бабочка перелетела к нему, коснулась усиками.

«Глупый, сладкий, — протянула она. — Сладкий».

Мотыльку понравилось, что женщина называет его сладким. Он позволил ей исследовать себя тонкими усиками. Подруга развернула хоботок и собрала капельки нектара с его груди. От этой ласки Яну стало приятно.

Они, не сговариваясь, вспорхнули и, кружась вокруг друг друга, полетели над травами. Хотя Подруга была к Яну благосклонна, он все же стремился выглядеть лучше и сильнее, танцевал перед ней, он искал для нее самые вкусные цветы. Ухаживать за женщиной ему понравилось.

«Ты странный, — чувствовал он ее слова. — Будто только что появился. Смешной. Но пахнешь вкусно».

«Берегись!» — крикнул Ян.

Поздно. Подруга не заметала опасности сзади и едва успела повернуться, как влетела в гигантскую паучью сеть. Она запищала и забилась, ее лапки увязли.

«Не двигайся! Не шевелись! — Мотылек подлетел к ней, пытаясь успокоить. — Не шевелись!»