День за днем Петрал наблюдал, как возводятся в его мозгу бастионы надежды. Вначале его не покидала уверенность, что спасательная экспедиция вот-вот спустится с неба и заберет его отсюда. Как кто-нибудь узнает, где он находится? Петрал попросту не задавался таким вопросом — в этом-то и заключалась великая целебная и одурманивающая сила надежды.
Потом он переключился на ожидание встречи с потомками тех жукоглазых монстров, что изваяли здесь статуи. Без сомнения, невзирая на ужасный вид, они окажутся вполне дружелюбными, накормят и напоят его, и он еще долгие десятилетия будет нести им свет подлинного искусства, прежде чем сумеет послать гиперпространственный сигнал о помощи.
Фантазии становились все более изощренными. Ведь в норе под гранитной плитой совсем нечем заняться, кроме как прислушиваться к боли в ступнях и разрабатывать планы спасения.
Петрал знал, что голод и жажда скоро начнут вытворять странные и неприятные вещи с сознанием. Даже примерно рассчитал, когда это начнется — на вторые-третьи сутки. Но продержался вдвое дольше то ли благодаря конденсату на камнях, то ли из-за того, что здешние сутки были короче стандартных.
Барьер между реальным и желаемым становился все тоньше и прозрачнее. На седьмую ночь мембрана лопнула, и Петрал понял, что готов сделать нечто такое, на что не способен ни один человек во Вселенной.
Он выполз под небо в молочных разводах, на холодный порывистый ветер. Перевернулся на спину и поднял над собой руки.
— В этом нет ничего сложного, — сказал он себе, — надо только представить, что пальцы выпачканы разными красками.
И точно, от движений его рук на небосклоне оставались четкие радужные следы. Он видел, как под его пальцами сияющая призрачным светом пелена начинала расступаться, выгибаться и менять цвет.
Взмахом ладони он стирал следы прошлых неудачных прикосновений. Регулируя силу нажатия, добивался изменения оттенков. Посильнее — ткань вспучивалась красным, послабее — западала неоновым.
— Важно правильно откалибровать этот инструмент, — повторял он, снова и снова пробуя на небесном полотне каждый палец по очереди, открытую ладонь, кулак. — Да, эти галлюцинации оказались весьма занятной штукой. Когда бы еще мне довелось порисовать прямо на небе?
Но слишком недолго мог Петрал пролежать так на холодном песке, под тугими ударами ветра. Пальцы онемели, потеряли чувствительность, и он вынужден был вернуться в свое убежище под гранитной плитой. Там можно было дождаться утра и хорошенько обдумать поразительные возможности, предоставляемые столь кстати пришедшим безумием.
За краем здравого смысла встретились холст, кисть и сам художник, чтобы дать шанс воплотится идее, к которой он не решался подступиться всю жизнь.
— Теперь уж никаких колебаний и сомнений, — прошептал Петрал, засыпая.
В красных сумерках, когда Петрал выползал из грота, к нему приходили видения совсем иного рода. Видения одновременно отрадные и мучительные, поскольку они отражали ту борьбу надежды и отчаяния, что шла в его мозгу.
Первой была Надин, его жена. Стройный силуэт возник посреди пустыни и побрел к нему по багровым пескам, не оставляя следов.
— Наконец-то я тебя нашла! — Надин подошла ближе и склонилась над Петралом. — Как ты здесь?
Петрал отвернулся.
— Не хочешь меня видеть?
Протянула к нему руку… но не коснулась.
— Что у тебя с ногами?
Петрал отпрянул.
— Сложные переломы, — через силу произнес он.
— Скорее уж размозжены в лепешку!
Да, это было больше похоже на правду.
— Боже мой, Пет, до чего ты себя довел! Я принесла тебе немного воды… — Она прямо из воздуха достала до краев полный стакан и поставила на песок перед ним. На стекле уже выступала пелена конденсата — и влага в стакане будто шептала: «Посмотри, какая я чистая и холодная! Пригуби, освежись мною!»
Этого Петрал не мог стерпеть.
— Ты — моя галлюцинация! — крикнул он. — Поди прочь!
— Ну как знаешь.
Надин исчезла, но стакан с водой остался.
— И ты тоже — галлюцинация! Сгинь!
Стакан исчез.
В воздухе прошелестел вздох.
— А вот это напрасно.
Петрал коснулся кончиками пальцев того места, где стоял стакан. Почувствовал отчетливый кружок холода в теплом песке.
Главное — не поддаваться галлюцинациям, не позволить им обмануть себя. Трус внутри тебя будет без устали повторять, что есть еще какой-то фантастический шанс на спасение, на возвращение домой. Даже если не спешит к планете спасательная экспедиция, даже если аборигены вымерли миллионы лет назад, все равно есть шанс. Например, такой: закрыть глаза, увидеть всю галактику внутренним взором и усилием воли перенестись в одно мгновение на сотни тысяч световых лет — чтобы на следующем вдохе оказаться дома, на веранде, где зеленые геккончики бегают по стенам за мухами, а Надин на кухне готовит шарлотку.