— Мне жаль его, — сказал старик. — Он так и не нашел, куда идти.
И тогда Антон краем глаза увидел, как из бледного сумрака навстречу человеку вылетела черная тень, подмяла, прижав к земле, и тут же исчезла, растворилась в тени ближайших домов вместе с жертвой.
Антон вскочил с места.
Двери закрылись.
Сквозь вой ветра донесся сдавленный крик.
— Я его предупреждал, — сказал старик.
— Что это было?
Тот развел руками.
— Не знаю. На разных остановках бывает разное.
Антон шагнул к водительской кабине.
— Эй! Остановите трамвай. Там с человеком что-то…
Кабина была наглухо забита досками. Антон забарабанил по необструганному дереву.
— Эй!
— Оставьте это, молодой человек. Вагон все равно не остановится. Каждый пассажир предоставлен сам себе и сам за себя отвечает.
Антон вернулся на место.
— Бред какой-то.
— Это не бред. Это жизнь.
Антон повернулся к старику.
— А вы кто, собственно, такой? Вы знали, что произойдет, раз предупреждали? Надо доложить в комендатуру.
Дед меланхолично пожал плечами.
— Это бесполезно. Вы лучше меня знаете, что комендатуре наплевать на тех, кто ездит в трамваях.
Антон тяжело опустился на кресло.
— Главное, молодой человек, найти свою дорогу. Цель. Тогда с вами ничего подобного не произойдет. Вот вы куда направляетесь?
— Никуда, — буркнул Антон. — По кольцу.
Старик вздохнул.
— Значит, вам тоже некуда ехать. Это неудивительно. Иначе бы вы не сели в этот трамвай. Здесь все едут в никуда.
— Следующая остановка — «Молитовские горы», — хрипнул динамик.
За окном потянулись грязно-серые высотки.
Антон медленно повернулся к старику.
— Что еще за «Молитовские горы»? Это какой маршрут?
Тот пристально посмотрел Антону в глаза.
— А вы еще не поняли? Ничего, скоро поймете. Только не выбегайте сразу на улицу. Советую.
Антон привстал, загреб рукой стариковский воротник и притянул тщедушного психа к себе.
— Слушай, старый. Я не шучу. Что это за маршрут? Что здесь происходит? На проспекте отродясь не было высоток. Куда свернул этот гребаный вагон?
— Успокойтесь, пожалуйста, молодой человек. Здесь нет ничего опасного для умных людей. Главное — подумайте о своей жизни, подумайте, куда идете, и когда поймете, что вам нужно, — тогда можете выходить…
Не бить женщин и стариков — древний как мир постулат. Но сейчас Антон не сдержался. От удара старый враль отлетел к противоположному ряду кресел.
На задних сиденьях зашевелилась груда тряпок и показалась круглая бритая голова.
— О! Братан, это по-нашему, — осклабилась голова. — Этот старый идиот уже огреб от меня по полной.
— Что здесь происходит?
— А хрен знает, — мужик поднялся с места, отряхиваясь. — Я тут уже второй день еду. Точнее, ночь. Хрен знает. Здесь дня вроде не бывает. Ладно еще, мне спешить некуда, а если б остался, братва бы точно на перо поставила.
— Это какая-то диверсия. Страна в состоянии войны, а тут прямо в центре столицы…
— Расслабься. Война уже далеко. Нет ее тут. Я так понял, и не было.
— То есть как?
— А так. В трамвае войны нет. А раз ты уполз на этой железяке больше чем на две остановки — войны нет и вокруг трамвая.
Еще один псих, подумал Антон, чуя, как постепенно сам сходит с ума.
— Не боись, я тоже сперва на стены лез. Потом привык. Наверное, это к лучшему. Я сел на Березовой Пойме. Братаны на «блейзере» целую остановку за мной гнались, думали, догонят. А хрен! Разве этот трамвай догонишь? Раз — и нету. Ни братвы, ни «блейзера». Один трамвай. Пока ехал, такого навидался — мама не горюй. Остановок сто и все разные. И трамвай разный. То трамвай, то не трамвай. Иногда автобус. Иногда крытый фургон, типа «воронка». А пару пролетов вообще дилижансом был, я думал, от запаха конского навоза сдохну нахрен.
Мужик захохотал.
— Еду вот и жду, когда прикольное место на пути попадется. Тогда сойду. А старый хрыч пусть идет в жопу со своими предостережениями.
Только сейчас Антон заметил, что в вагоне стало очень светло, и обернулся.
Трамвай медленно ехал по широкой незнакомой улице, залитой разноцветными огнями. Блестящие зеркальные дома теснились вокруг, разбрасывая мерцающий яркий свет огромных неоновых вывесок. Шумные толпы разнообразно одетых людей суетились на тротуарах, таких же блестящих и полностью очищенных от снега. Мимо, шелестя шинами, пронеслись несколько низких автомобилей.