— Иногда он превращается в очень странные вещи, — заговорщически сказал Антону старик. — И вместе со странными превращениями появляются очень странные люди.
— Эй, древний! — повысила голос девица. — Странный — это ты и компания. А я нормальная представительница правящей элиты. Так что советую заткнуть языки в задницы, если не хотите оставить их в катакомбах. Стоило сбежать из такой задрипанной клоаки, чтобы попасть в лапы к вонючим унтерменшам.
— Повежливее, мадам, — произнес физик. — Боюсь, такими словами вы можете привлечь контролера.
Девка медленно поднялась с места и, покачивая пышными бедрами, двинулась к физику.
— Повтори, что сказал, ублюдок.
— Успокойтесь, девушка…
— Контролер — это кто? — шепотом спросил старика Антон.
Девица не унималась.
— Повтори, мразь! Каждый смерд будет указывать, что говорить и когда успокаиваться! — Она тряхнула платиновыми волосами. В холеной руке появилось нечто, похожее на оружие. — На колени, раб, или мозги вышибу!
Физик ошалело стал сползать на пол.
— О… — прошептал наконец старик, — контролер — это что-то такое, чего словами не описать. И даже увидеть невозможно. Мы увидим только последствия.
Свет в салоне внезапно померк. Антон услышал тошнотворный чавкающий звук, а когда глаза привыкли к полумраку, полуголой девицы уже не было. Только на рифленом полу расплывалась жирная темно-красная клякса с белесыми волокнистыми останками.
Физик залез обратно на свое место, утирая бледный лоб и стараясь отодвинуться от кляксы подальше.
— Видно, это совсем конченый мир, — сказал дед. — Даже до остановки не доехали.
По стенам вагона прошла рябь, стирая блестящую поверхность. Салон словно уменьшился в объеме, потемнел и заполнился совершенно другими запахами.
— Здесь тоже есть свои правила, — сказал старик. — Законы. Нарушать их не рекомендуется. Если честно, меня удивило отсутствие контролера, когда вы меня ударили. Наверное, в вашем мире это в порядке вещей, такое отношение к старшим. Я помню, у нас старейшины рода получали только почести.
— У нас тоже. Правда, не все. И не всегда.
— Да, я так и понял. Вы знаете, молодой человек, чем дальше мы едем, тем все более жестокие миры нам попадаются. Одно утешает — такое уже было. Потом, словно отдушина от ада, появлялись миры на вид весьма добрые. Правда, из окна экипажа это наверняка не проверишь.
— Так сошли бы, проверили.
Старик покачал головой.
— Не могу. Не мое.
Впереди храпели лошади, колымагу бросало из стороны в сторону на ухабах. За маленьким окошком виднелось покрытое снегом бескрайнее поле с полоской темного леса у горизонта. Где-то выли волки.
Наверное, я на самом деле сошел с ума, думал Антон, глядя на ползущий мимо пейзаж. Или это все сон, дикий кошмар тяжелораненого человека. Я не помню фронта, я помню только шеренги у вокзала и слезы матери… или это было не со мной, а с братом? А может, и брата никакого не было. И изменяется не только мир вокруг меня, но и я сам, моя жизнь и мои воспоминания?
Он вдруг вспомнил первый класс гимназии, отца — статского советника и походы к новомодному доктору, специализирующемуся на болезнях ума.
«У мальчика тяжелая форма раздвоения личности. Он считает, что у него есть брат. Он разговаривает с ним, советуется… Наверное, ему очень одиноко, Павел Николаевич…» Да, значит, брата у меня нет. Как не было месяц назад вокзала, солдат и эшелонов, уходящих на восток. На восток? Почему на восток? Пруссия на западе, а значит, и эшелоны шли на запад, а я лежу где-то под Вильно, в госпитале, а может, уже в земле. Пал смертью храбрых за бога, царя и отечество. Царя? Господи, какая чушь в голову лезет. Антон закрыл глаза.
Экипаж тряхнуло. Кони в последний раз дернулись и стали. Скрипнула дверь.
— Мирное поле, вашество! — хрипло крикнул ямщик. — Кому надо, выходьте. Опосля будет Княжеский Замок.
— Никому не надо, — проворчал профессор, блеснув пенсне. — Гони, Ванька!
— Погодите, — вскинулся Антон. — Мирное поле… Я хочу посмотреть.
— Я бы на вашем месте поостерегся, Антон Павлович, — сказал старый гувернер. — Ваш батенька этого бы не одобрили.
— Пусть барчук посмотрит, — буркнул профессор и отвернулся.
В низком дверном проеме Антон увидел искрящееся в лунном свете заснеженное поле, уходящую в лес тропинку и маленький бревенчатый домик вдали за темным ельником. Квадратное окошко уютно светилось мягким желтым светом. Дым из короткой трубы уходил столбом к звездному небу. Мирное поле… Наверное, именно сюда меня звали тогда, в прошлой жизни. Дом в глухой деревне. Или вовсе без деревни. Куда можно добраться только на санях, да и то — если знаешь дорогу. Может, здесь и есть то, мое место?