— И кто это написал? — спросил Всадник.
— Моя невеста, мона Алиса да Шер. Только это не имеет значения. — Ярран вытер лоб беретом, который стискивал в руке, и отбросил его, как ненужную тряпку. — Читайте.
— Дрожь… дрожь прошла по земле, — начал Гэлад неровным голосом, приспосабливаясь к почерку, — …это в ее глубинах вставал прекрасный Индрик-зверь. Посыпались камни и мелкие комья…
Потянуло внезапным холодом. В воздухе вот только щедро одаряемого солнцем чердака повисла зернистая серая муть, застящая то ли стропила дырявой крыши и небо над ней, то ли личное зрение каждого из собравшихся.
— …с переплетенными травинками, и все воды двинулись навстречу повелителю. Засеребрились родники, вспухли ручьи, — все более уверенно читал худой Роханский Всадник, — …всколыхнулась застоялая болотная вода, и в зеркалах озерец, испятнивших землю, переплелись молнии и радуги.
Мастеровой с иноземным именем Виктор выглянул в узкое окно. Голубые Дневные молнии над Твиртове вдруг рассекло золотым и почти сразу, заставив человека отшатнуться, громыхнул гром. Гэлад повысил голос:
— Женщина вместе с конем укрылась от ливня под вязом. Тяжелые капли шлепались, заставляя поочередно подпрыгивать резные листочки, и иногда каскады воды прорывались сквозь отяжелевшие ветки, делая темнее серо-черную куртку женщины и такую же темную лоснящую шкуру коня — огромного, с широкой холкой и тяжелыми бабками, заросшими мохнатой шерстью, с широкими копытами, увязающими в земле. Струи воды бежали по морщинистому стволу, по лицу и волосам женщины, и она отирала их насквозь промокшим рукавом.
Теперь уже грохотало и сверкало вовсю, некоторые слова терялись за грохотом, сквозь прорехи крыши летели теплые тяжелые капли. Фиолетовые строчки стали стекать с пергамента, и чернокосая Айша догадалась укрыть и его, и подмокающего Всадника плащом. Гроза свершилась раньше ночи, свершилась неожиданно и невероятно, забив голубое сверкание над цитаделью плоско легшими золотыми молниями, похожими на лес.
Индрик-зверь шествовал, высекая молнии, по поднебесным чертогам, и навстречу ему, протяжно гремя, катилась по булыжникам Перунова повозка.
Ливень этот, вскипающий на лужах пузырями, буйствовал куда дольше, чем положено таким ливням, и когда женщина поняла, что, стоя под деревом, сделалась такой же мокрой, что и в открытом поле, — вскочила в седло.
И лишь только было произнесено последнее слово, лишь только люди на башне вспомнили, что умеют дышать, последняя золотая ветка ударила в верхний уступ Твиртове, сбивая шатровую крышу, к кислому запаху в воздухе примешалась гарь, а потом, невзирая на монолитную серую стену льющего из туч дождя, над крепостью радостно заскакал огонь…
Глава 2
— А вот спорим. — Кешка задумчиво огладил голое пузо. — Спорим, что я в тумбочку залезу.
— Задаром?
— Ща! За пряник.
— Ну, лезь.
Условно воспитательская комната медленно наполнялась. Входящие занимали сперва высокие с кожаными спинками стулья, потом, когда стулья закончились, растеклись по подоконнику, кровати с железными шишками и совсем не дворянскими перинами и угнездились на ореховом комодике с завитушечками, который Кешка почему-то окрестил тумбочкой. Пестрое общество незаметно сглатывало буржуйский быт, таяли рюшечки, салфеточки, бисквитные котики и жилистая герань на окне. Герань, впрочем, исчезла вполне обыкновенно: решая квартирный вопрос, ее просто своротили на пол. Останки растения собрали в горшок, а землю подошвами хозяйственно заскребли под коврики. До Кешкиного заявления разговоры бубнились по углам, не пересекаясь. Александр Юрьевич, пробуя расчистить себе дорогу к розетке, балансировал с ведром воды в правой руке и кипятильником в левой. Общество презрело макароны по-флотски и собиралось гонять чаи. С пряниками. Но ведро, в которое бухнули целую пачку окаменевшей заварки, будет кипеть час, а есть пряники Кешке хотелось немедленно.
— Ну лезь, лезь, — сказал Александр Юрьевич с ленивой издевкой, втыкая вилку в гнездо.
Кешка постоял, поежился, как перед прыжком в холодную воду, потом сложился вчетверо и унырнул в ящик.
— До конца не задвигайте, а то задохнусь. И пряник давайте.
— Дети! — воззвал Александр Юрьевич. — Принесите Кеше пряник. А ты сиди, кто ж тебе потом поверит…
Кешка заголосил, что судьба к нему несправедлива, но ор его, казалось бы, мощный, потонул в истеричном визге врывающихся девиц. Складывалось впечатление, что бежит табунок принцесс, преследуемый ма-аленькой мышкой. Процессию завершала Ирочка — мокрая и слегка навеселе.