Огромные часы на колокольне собора Святого Павла пробили три удара.
— Три часа… Мы еще продолжим разговор. Теперь же необходимо повидать нашу Лизель и подбодрить ее, чтобы она не очень скучала в лечебнице. Оттуда мы отправимся к Ньюгейтской тюрьме, чтобы посмотреть, когда оттуда выйдет белобрысая Эдит, которая каждый день является к своему избраннику убаюкивать себя мечтами.
Он позвонил. Вошел слуга.
— Машину! — приказал фон Краш.
XII. Вифлеемский госпиталь
Несмотря на великолепный купол, здание Вифлеемского госпиталя, бесконечно длинное и имеющее два боковых крыла, — производило крайне тягостное впечатление…
— Выходи, Марга. Приехали, — сказал фон Краш, когда машина остановилась у центрального входа.
Молодая женщина соскочила на тротуар.
— Постарайся не быть такой мрачной, — посоветовал толстяк. — Не раскисай… Пусть мне свернут шею, если я понимаю, что творится в твоей прелестной головке!
Марга ничего не ответила, но в глазах ее застыла тревога.
Они вошли в знаменитый лондонский дом для умалишенных.
Вокруг построек бродили мужчины и женщины в белых больничных балахонах. Сторожа, которых можно было узнать по форменной одежде, держались деловито и важно.
Немец остановил одного из них.
— Куда я должен обратиться, чтобы увидеть больную?
— Кого вы хотите видеть?
— Мисс Лизель Мюллер.
— Седьмое отделение, комната номер двадцать два. Будьте любезны пройти через главный вход. Там вы найдете дежурную.
Дежурная была женщиной лет сорока пяти, бледная и худая, с седеющими волосами и приятным грустным лицом. Мисс Лидия внимательно рассмотрела разрешение, предъявленное фон Крашем, и кротко сказала:
— Мисс Лизель не одна.
— Как!
— С ней ее отец.
— Ее отец? Не мистер ли Тираль, о котором писали газеты?
— Да, он. Бог смилостивился над бедной девушкой. Когда преступление лишило ее разума, Бог вернул ее отцу. Любящий человек облегчит страдания несчастной.
— Не будет ли мистер Тираль недоволен нашим посещением?
— О нет! Бедный господин постоянно находится рядом с дочерью… Он все смотрит на нее, обнимает. У него, кажется, было много несчастий в жизни, и это ослабило его разум.
Маргарита и ее отец удивленно переглянулись. Немец спросил:
— Почему вы так думаете?
Как многие старые девы, мисс Лидия очень любила посплетничать и поболтать. Она с восторгом ухватилась за вопрос, предложенный собеседником.
— Почему? Бедняжка Лизель имеет небольшую татуировку. Газеты писали о ней.
— При чем же здесь татуировка?
— При чем? — воскликнула мисс Лидия, довольная тем, что ее так внимательно слушают. — Да этот бедный мистер Тираль помешался на ней. Он показывал мне ее рисунок в газетах. Он заставил меня сличить рисунок с оригиналом. А когда услышал положительный ответ, казалось, радости его не будет предела. Теперь мистер Тираль проводит целые дни, воспроизводя эту татуировку на клочках бумаги. Постоянно ласкает и целует больную, бормоча какие-то непонятные слова.
Фон Краш опустил глаза, чтобы скрыть их торжествующий блеск.
— Как это трогательно в самом деле! Быть может, я смогу немного утешить его?
Мисс Лидия быстро вскочила.
— Пожалуйте за мной.
Посетители прошли длинный коридор со множеством дверей по обе стороны. На каждой двери была табличка с фамилией обитателя комнаты и иероглифами, вкратце излагающими на специальном языке врачебную диагностику болезни данного лица и способ лечения.
Мисс Лидия дважды постучала в одну из дверей. В комнате раздался какой-то лепет. Она приняла его за разрешение войти, повернула ручку замка и тихо сказала:
— Посетители к мисс Лизель.
Затем, поклонившись немцам, дежурная медленно удалилась.
Маргарита неподвижно застыла на пороге, но ее отец бесцеремонно направился в глубину комната.
Лизель сидела в кресле у большого окна, из которого виднелась Ламбет-Роуд. Ее туманный взгляд блуждал по сторонам. Казалось, реальная обстановка для нее не существует.