Наконец матросы ушли, присоединившись к остальной команде, и юный страдалец смог наконец утолить свои муки.
Не зная, как долго ему придется пробыть в пути, он предусмотрительно приберег на будущее несколько картофелин, изрядное количество ветчины и бутылку вина.
Теперь голые доски показались куда мягче; он сладко растянулся во весь рост и заснул блаженным сном.
На рассвете была сделана новая остановка у пристани небольшого городка. Как он назывался? Триль не имел об этом ни малейшего представления.
Прошел еще один день, но юноше уже легче было переносить свое добровольное заключение. Внушительных размеров картофелина, кусочек ветчины, глоток прекрасного рейнского вина обеспечили ему более философское отношение к жизни.
Однажды внимание юноши привлек разговор, состоявшийся между рулевым и, видимо, офицером.
— Куда мы, собственно, направляемся? — спросил рулевой.
Офицер пожал плечами:
— По правде сказать, я и сам не знаю… Можно только предположить, если мы войдем в устье Эльбы, вот этой самой реки, по которой сейчас спускаемся…
— Значит, попадем в Гамбург?
— Нет, нет. Мы зайдем туда только на обратном пути…
— Как, разве мы еще возвратимся? А я думал, что мы улепетываем как можно дальше от этой треклятой Мисс Вдовы!..
— Мы-то возвратимся, но только уже одни. Английские пленники, мой милый, будут переведены на великолепную яхту водоизмещением в две тысячи тонн, которая пойдет в Северное море. Она ждет нас и, кроме того, сообщения по беспроволочному телеграфу от некоего Брумзена.
— Но ты наверняка знаешь, что мы вернемся в Гамбург?
— Можешь не сомневаться в этом.
С величайшим интересом прислушивался Триль к этому разговору, шепча про себя:
«Милый мой Триль, во что бы то ни стало нужно доплыть до парохода, который ожидает всех этих мерзавцев… Только таким образом я узнаю его название, так как всякое судно как-нибудь называется. А пароход в две тысячи тонн, если известно его название, не такая вещь, чтобы его нельзя было разыскать».
Успокоенный этим соображением, мужественный юноша стал ждать наступления ночи.
Около десяти часов вечера на правом берегу показалась цепь огоньков Гамбургского порта.
Вдруг юноша, любующийся из своего укрытия завораживающей картиной ночи, заметил на палубе два силуэта, облокотившиеся на портовый выступ в двух шагах от него.
Нетрудно было догадаться, что это фон Краш и Маргарита. К беседующим подошел Петунич.
— Сударь, — почтительно обратился он к фон Крашу, — читали ли вы сегодня какие-нибудь газеты?
И он протянул своему начальнику номер газеты, поместившей рассказ о пожаре блокгауза в Бабельсберге и о кровавом пятне на стенке императорского дворца в Градчине, оставленном «летающим человеком».
Немец подошел к ближайшему фонарю, развернул листок и стал читать. Маргарита смотрела через его плечо.
— Ах! — воскликнула она. — Этот раненый, лежащий без чувств человек, то есть не раненый даже, а быть может, и убитый выстрелом часового у императорского дворца…
— Несомненно, Мисс Вдова, — закончил фон Краш. Вдруг им показалось, что в ночной тишине раздался сдавленный крик.
Они не ошиблись, так как в своей лодке бедный Триль все слышал.
Узнав, что тот, которому он был так предан, умер или по крайней мере тяжело ранен — он не смог удержаться от болезненного восклицания. К счастью, само место, где он находился, было залогом его безопасности. Каким образом шпион мог бы заподозрить, что вот уже двое суток на борту находится посторонний?
Прислушавшись несколько минут, не повторится ли странный звук, фон Краш возобновил разговор.
— «Летающий человек» был несомненно Мисс Вдовой. Разве можешь ты представить себе кого-нибудь другого?
— Разумеется, нет.
— Положительно, для этого достойного инженера пробил час неудачи, — с какой-то фальшивой веселостью сказал старый мошенник. — Он по мне промахнулся, в него же попали!
— Поверьте, отец, я очень рада.
— Я верю тебе, Марга.
— Мне было бы так мучительно покинуть вас и вернуться в Гамбург, зная, что этот человек жив и угрожает вам. Теперь я буду спокойна. Даже если он только ранен, и то вы уже в безопасности.
— И ты сможешь совершенно свободно любоваться твоими английскими друзьями, сможешь угождать им на все лады, сможешь стать их служанкой…
Тон фон Краша сделался вдруг резким и даже угрожающим.
Маргарита взглянула на него с тревожным удивлением.