Ночь, двадцать пять градусов, звёзды. Удивительно, как хорошо бывает в степи. Ни пыльцы тебе, ни мошки, ни зноя. Саблин отключил электрику и скинул шлем, который болтался на затылке. Респиратор тоже стащил с лица, дышал полной грудью, этим замечательным прохладным воздухом. Только саранча стрекочет вокруг, летает в свете фар БТРа, её так много, что стрёкот множества крыльев сливается в нудный, непрерывный гул. Она летит к дороге вместе со степным пухом, со всех окрестных пыльных барханов, привлекаемая тучами пыли и шелестом электроприводов. Если бы не саранча, можно было бы думать, что ты в раю. Впрочем, Саблин так и думал, сидя на броне, облокотившись на ствол двадцатимиллиметрового орудия и покачиваясь в такт неровной дороге. Под ребристыми колесами скрипят пыльные наносы, маленькие барханчики, что за ночь собрал на дороге ветерок. Безмятежность. Мерное покачивание и звуки убаюкивают. Так можно и заснуть, но спать нельзя, свалишься с брони. Такое бывало. Не с ним, конечно.
И вдруг зашелестели колёса, инерция качнула его вперёд, бронетранспортёр встал. Сразу сзади его догнала пелена мелкой пыли. Саблин натянул респиратор.
И секунды не прошло, как остановились, а со второго БТРа уже кричат:
— Аким, чего встали-то? Приехали?
— Сейчас, — кричит Саблин в ответ и стучит прикладом по броне. — Вася, чего стоим?
— Пост, — орёт водитель из кабины через открытый люк.
— Пост, — кричит Саблин назад в пыль.
— Сотника на пост просят, — тут же орёт в открытый люк мехвод Вася из БТРа.
— Сотника на пост, — кричит Саблин назад.
«Сотника на пост, — отзываются дальше, и ещё дальше, и ещё, — сотника на пост».
А из темноты в свет фар выходит солдат в пыльнике, с винтовкой, в шлеме, открыто подходит к БТРу и говорит, задрав голову:
— Товарищи сапёры, у вас сигаретки не будет, второй караул без сигарет.
Солдат молодой, вроде, совсем, и Юра ему отвечает с брони:
— А где ты, балда, тут сапёров увидал?
— А, так вы казаки, — солдат приглядывается к эмблеме на броне, — товарищи казаки, дайте сигаретку.
— А где ты, балда, тут казаков увидел, — кричит Зайцев.
Все на броне смеются, солдат стоит растерянный, светит фонариком на броню, а там и вправду две эмблемы казачья и саперная, смотрит молодой солдат на них и не понимает, с кем говорит.
Юра лезет в карман пыльника, достаёт смятую, почти пустую пачку сигарет, протягивает её солдату:
— На, и запомни, мы не просто казаки, пластуны мы.
— Спасибо, пластуны, — говорит солдат, заглядывает в пачку, — что, все мне?
— Бери-кури, до боя не помри, — говорит Юра.
Все опять смеются. Юрка балагур.
— Зря, Юрка, ты его балуешь, — говорит старый казак замком взвода урядник Носов.
У Носова это двадцатый призыв, он всё знает:
— Сигареты у него офицер отобрал, чтобы в карауле не курил.
— Да ладно, пусть покурит, — говорит Юра. — Сам по молодости в караулах мучился без сигарет.
Тут из клубов оседающей пыли в свет фар выходит подсотник Колышев. Идёт, разминая шею и плечи на ходу, подходит к солдату.
И вдруг далеко на юго-западе небо осветил всполох. Далёкий, но яркий. А потом ещё один. И ещё. И через шелест саранчи докатилось тяжкое: У-у-м-м-м. У-у-у-у-м-м. У-у-у-у-у-м-м-м-м.
— Двести десятые, — говорит Зайцев, с каким-то неопытным злорадством.
Все смотрят в ту сторону.
Все на броне знают, что это значит. Так при взрыве освещают небо тяжёлые двухсот десятимиллиметровые снаряды.
— Они, «чемоданы». Век бы их не слышать. — Говорит Юра, он встал на броне, смотрит на юго-запад, туда, где всполох за всполохом взрывы освещает небо.
— Вот туда и поедем, — говорит он, наконец.
— Ну, а то куда же, — подтверждает его слова урядник Носов. — На Аэропорт пойдём.
Все молчат, всё веселье сразу как-то кончилось. Надеялись казаки, что может ещё куда, в заслоны на фланги, может даже в резерв, но теперь всем стало уже очевидно: пункт назначения Аэропорт. Все только и смотрят туда, на юго-запад. Кто смиренно, а кто и со злостью. Но тут взрывы прекратились.
Здоровенная, в полтора пальца саранча со шлепком плюхнулась на шею Саблину, едва в панцирь не упала, он тут же прихлопнул её и с хрустом прокрутил между шеей и ладонью, скинул её вниз с омерзением. Потрогал шею, нет, вроде, цапнуть не успела.
Подсотенный с солдатом стоят и разглядывают что-то в планшете, и солдат рукой машет как раз на юго-запад. Офицер понимающе кивает, и они расходятся.
— Господин подсотник, куда нас? На Аэропорт? — Спрашивает Юра. Он так и стоит на броне, не сел ещё.