Титульный лист либретто «Юлия Цезаря», Лондон, 1724
По-английски он до конца жизни говорил с сильным акцентом, но был прекрасным рассказчиком; знавшие его говорили, что если бы он был мастером английского, то ничем бы не уступал Джонатану Свифту. Его сухой юмор смешил всех, шутил он всегда с абсолютно серьезным выражением лица. Даже страдая под конец жизни от болезни, к самому себе он относился с очень большой иронией.{153}
Когда итальянские оперы в Лондоне вышли из моды, Гендель легко переключился на оратории и написал их около двадцати.
Его оратория «Мессия» была названа современниками величайшим музыкальным произведением в истории, а во время ее первого исполнения король Георг пришел в такой восторг, что вскочил с места и всему театру ничего не оставалось, как сделать то же самое. По традиции весь зал до сих пор встает во время ее исполнения.
К 1751 году он совсем ослеп, но до самой смерти продолжал играть на органе. Он умер 14 апреля 1759 года в возрасте семидесяти четырех лет.{154}
Не только монархи – даже обычно ревнивые коллеги по цеху снимали перед ним шляпы. Бетховен попросту называл Георга Фредерика «величайшим композитором, когда-либо жившим на земле». Иоганн Себастьян Бах, родившийся в один год с Генделем, но, в отличие от него, никуда не выезжавший, сильно уважал музыку своего коллеги-космополита. Однажды во время визита Генделя домой в Германию принц Леопольд попытался организовать встречу двух гениев и даже одолжил для этого Баху коня; встреча, правда, так и не произошла.
А что до приемной родины Генделя – Британии, – то она полюбила его навсегда. Фрагмент из его знаменитой «Мессии» до сих пор играют часы здания парламента. Музыка из оперы Генделя «Сципио» – современный марш королевских гренадеров. Кстати, его лондонский дом-музей – за стенкой от дома, который когда-то снимал Джими Хендрикс.{155}
Ученые-музыковеды замечают, что он сильно повлиял на музыку композиторов, появившихся после него, включая Гайдна, Моцарта и Бетховена, говорят, что «его музыка послужила переходом от эпохи барокко к классической эре».
Остается один вопрос: нам-то что с того? И есть на это один очень простой ответ: нечасто на свет родятся великие души, воспринимающие мир как цельную и неразрывную гармонию – и могущие передать нам это свое ощущение. Без них мы были бы глухими, слепыми и хромыми черепашками, ползающими по грязи и не замечающими солнца. Говорят, на это и нужна культура.{156}
Гравюра Уильяма Хогарта из серии «Дурные вкусы города» («The Bad Taste of the Town»), высмеивающей культ итальянс-кого искусства и падение анг-лийского вкуса, Лондон, 1724. Слева – оперный театр с афи-шей «Юлия Цезаря» Генделя.
Incredible String Band
{157} Много лет название Incredible String Band – «Невероятная Струнная Группа» – известно было разве что архивариусам, но когда-то эта шотландская группы была на устах у всего мира.
Собственно, в легендарном 1967-м три альбома считались обязательными для каждого продвинутого человека – «Sgt. Pepper», что-нибудь из Донована и «Прекрасная Дочь Палача» («The Hangman’s Beautiful Daughter») Incredible String Band.{158}
А начиналось все очень скромно. В первой половине 60-х Incredibles – тогда еще дуэт – играли по крохотным пабам Эдинбурга, и выглядело это, со слов очевидца, так: «Мы долго шли по вымощенным булыжником улицам, где единственным звуком были наши собственные шаги; было такое ощущение, что весь остальной мир тихо сидит дома за кружевными занавесками. Наконец мы дошли до заурядного паба с опилками на полу и парой скамеек, взяли по пинте и перешли в спартански простую заднюю комнату, где человек тридцать уже ожидало начала музыки. Робин Уильямсон (Robin Williamson) и Клайв Палмер (Clive Palmer), оба с гривами светлых волос и в тяжелых твидовых пиджаках, оставили свои кружки и вытащили стулья на середину комнаты. Они играли народную шотландскую музыку так, как будто она совершила путешествие в американскую глубинку, а домой вернулась через Марокко и Болгарию».{159}
Клайв Палмер, Робин Уильямсон и Майк Херон
Вскоре к дуэту присоединился еще один веселый шотландский бард по имени Майк Херон (Mike Heron), и, уже как трио, они записали свой первый альбом, который назывался просто «Incredible String Band». После этого Клайв Палмер, как настоящий свободный художник и аристократ духа, устал заниматься одним и тем же, махнул друзьям рукой и направился в сторону Афганистана, предупредив, что ждать его не стоит. Тут-то и настал их звездный час: два следующих альбома группы – «5000 духов» («The 5000 Spirits or the Layers of the Onion») и «Прекрасная Дочь Палача» («The Hangman,s Beautiful Daughter») – были восприняты «прекрасным народом» всего мира как Библия. Пол Маккартни назвал «Дочь Палача» «лучшим альбомом 1968 года». На концерты Incredible String Band начали собираться неисчислимые толпы людей, которые приносили им дары и с любовью выкладывали их на край сцены. А то, что и Майк и Робин играли на огромном количестве инструментов (на двоих – более сорока), превращало их концерты в ни с чем не сравнимое зрелище – при обязательном активном участии публики. Даже сам термин «глобальная деревня» был изобретен каким-то нью-йоркским критиком для описания концерта Incredible String Band. Их альбомы создавали новые и ни что не похожие миры.{160}