Прокричав это в телефон, генерал взглянул в бинокль. Однако автожир вместе с торпедами уже приближался к зоне, где разлетались в стороны, направо и налево — истребители и бомбовозы. А лучи прожекторов тихо колыхались в воздухе, оставаясь на прямой линии, шедшей наискосок от поверхности земли до высоких кучерявых облаков. Первые шеренги аэроторпед все быстрее приближались к границе лучей. Конечно, требовалась по крайней мере минута, чтобы заставить их остановиться и изменить курс…
— Гринберг! Стоп! — крикнул генерал. Он понемногу овладевал собой. Это было крайне необходимо: от его нервов, его воли зависела теперь участь всех его подчиненных, которые растерянно ждали приказов, придерживаясь указанного курса, под прямым углом к границе лучей.
Автожир остановился. Он неподвижно висел в воздухе; машину поддерживали лопасти большого горизонтального пропеллера, вращавшегося с максимальной скоростью. А торпеды все приближались к лучам… слепые чудовища бездумно выполняли предыдущий приказ, прорываясь прямым строем в Советский Союз…
— Да остановитесь же, остановитесь… — прошептал генерал Ренуар. И, словно повинуясь его словам, аэроторпеды одновременно начали медленно поворачивать направо. Они поворачивали все вместе, в строгом порядке, как будто каждой из них управляла рука опытного летчика. Но радиус их поворота был слишком широк по сравнению с тем расстоянием до границы голубоватых лучей, на каком они находились. Генерал Ренуар видел, что передняя шеренга торпед все же врежется в лучи. В воображении он видел несуществующую в природе, но четко, как на рисунке, аккуратно прочерченную кривую, вдоль которой лежал путь передней шеренги торпед, — и он ничем не мог помочь…
Сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, он мог только наблюдать, как передняя шеренга торпед оказалась в зоне лучей, как нежно засияли на металлических крыльях торпед световые пятна прожекторов — и как двенадцать аэроторпед одна за другой камнем рухнули вниз…
Невиданное облако сизого дыма подпрыгнуло с земли и поглотило их. Словно гигантский вулкан раскрыл там, внизу, свой кратер и по очереди глотал торпеды, отвечая на это новыми и новыми клубами дыма, покрывшими в конце концов всю землю. Торпеды взрывались внизу одна за другой, автожир бросало вверх и вниз, словно мячик в руках озорного мальчишки, — так сильны были воздушные волны от взрывов. Но большинство аэроторпед удалось спасти, они уже повернули направо и медленно летели, как стая птиц, вдоль границы смертоносных лучей, понемногу удаляясь от нее.
Из окошка радиокабины на стол упали три телеграммы:
«Курс аэроторпед изменен. Прямо на запад. Самый малый газ.
М и е т и».
«Жду указаний. Шесть истребителей по неизвестной причине упали в зоне прожекторов.
Г а г а р и н».
«Ожидаю приказов. Восемь бомбовозов упали по неизвестной причине в зоне излучения прожекторов.
Р а й в о л а».
Генерал Ренуар ударил кулаком по столу: черт! Ведь теперь делать нечего, сквозь дьявольские лучи все равно не прорвешься, надо возвращаться. И рявкнул в телефон, сжав челюсти:
— Радируйте Гагарину и Райволе: «Курс на северо–запад, к аэродрому отряда. Рейд откладывается». Далее, радируйте в аппаратную, Миети: «Немедленно…»
И он остановился: что именно передать Миети, куда направить аэроторпеды? Ведь они не могут спуститься на землю без того, чтобы не взорваться, ведь их часовые механизмы установлены на взрыв через два часа. Не может снаряд, вылетев из ствола пушки, вновь вернуться в дуло; не может аэроторпеда, выпущенная в воздух, вернуться на свой аэродром, ибо она даже не имеет приспособлений для посадки, она упадет, она взорвется, пусть и опережая часовой механизм — взорвется от удара о землю… Вдруг он услышал голос лейтенанта Гринберга:
— Господин генерал, к нам движутся лучи!..
Как безумный, ринулся генерал Ренуар к окну: да, смертельные лучи начали двигаться. Если прежде они стояли неподвижно, как невиданные небесные шлагбаумы, то сейчас начали передвигаться, словно разыскивая в небе что–то до сих пор не пойманное. Они подбирались все ближе и ближе, пересекаясь в воздухе, словно бледные голубоватые ножницы, разрезающие небо на огромные куски. Ближе, еще ближе…
— Полный газ, Гринберг, назад, курс на запад!..
Но было уже поздно. Автожир судорожно рванулся в сторону, быстро набирая скорость и уходя на запад. Один из голубоватых лучей, одно из лезвий гигантских ножниц, молниеносно резануло его нос, где помещался главный двигатель. На долю секунды прикоснулось лезвие, едва чиркнуло, — однако этого было достаточно. Мгновенно стих шум мотора, остановилась, подрагивая, стрелка электрического указателя высоты. В генеральскую каюту вбежал радист, руки его дрожали: