- Насколько я знаю, он был тёмным. Почему же ты - светлый? И почему Фёдоров?
- Я по женской линии наследник, а со стороны матери все филии. Да и Храповицкий смертями направо-налево не раскидывался, совесть имел. Случись тогда иллюминасом наш Рудольф, быть бы тёзке моему Владимиру Семёновичу светлым, убедил бы его Лёвенштайн.
- Обязательно, - хихикнул Тео, - если уж папа согласился...
- Да-а, отец твой упрям, хоть кол ему на голове теши.
Конрад покраснел.
- Ругайте, ругайте. Поделом мне. Впредь буду умнее.
Фёдоров внимательно посмотрел на него и, увидев, что встревожил память друга, перевёл разговор на другое.
- Похоже, что дукса нам в ближайшее время не видать. И слава богу. Если уж на то пошло, Морсатр был не лучше Герье.
Виттельсбах опустил голову, не желая поддерживать разговор.
- Что с тобой, Конрад? - обеспокоенно спросил Владимир.
Маг посмотрел на товарища.
- Вальдемар, мне его не хватает.
- Да ты что такое говоришь?!
- Я ничего не могу с этим поделать. Словно у меня отрезали кусок души. Я даже не знал, насколько любил Вольфа, пока тот не умер.
Фёдоров выглядел ошеломлённым.
- Но ведь этот монстр чуть не погубил тебя. Его злодейства...
- Он не прирождённый злодей, - прервал Фёдорова Виттельсбах. - Когда-то ему покалечили душу, и он, не сумев справиться с болью, ушёл во тьму. Вольф, как и я, страдал от душевной болезни, но никто не попытался ему помочь. И я виноват в этом не меньше, если не больше, других. С двенадцати лет Майдель носил маску, ставшую, в конце концов, его истинным лицом, и мне уже никогда не узнать, каков он - настоящий.
Фёдоров недоумевающе качал головой, а мальчик примолк, сидел, не поднимая глаз.
- Я не понимаю тебя, - наконец, сказал Владимир. - Не обижайся, но либо ты слишком благороден, либо, прости ещё раз, глуп. Тебе надо порвать с прошлым раз и навсегда, отрезать и забыть.
- Что я и сделал. Мне удалось стереть всё, кроме Майделя. Он преследует меня...
В наступившей напряжённой тишине прозвучал шёпот Теодориха:
- Папа, прости!
Вынырнув из глубин переживаний, Конрад взглянул на подростка. И когда осознал, за что тот извиняется, глаза его наполнились ужасом. Как же он мог так ударить сына?!
- Тео, сынок, ты не виноват. И мне не стоило говорить о Вольфе.
- Я его убил...
- Тихо, вы оба! - прикрикнул Фёдоров. - Вы друг друга держаться должны и боли не причинять. Особенно ради мертвеца, которого не воскресить.
- Ты прав...
Поднявшись, Конрад обнял ребёнка.
- Ну, вот и славно, - довольно сказал Владимир.
И добавил смущённо:
- А я на старости лет стихи свои издавать начал, представляете. Хотите, почитаю?
- Хотим, - с энтузиазмом согласились оба мага, радуясь смене темы.
Фёдоров крякнул и принялся декламировать:
«В игорном зале - шум и кутерьма, хрип глоток, долгим бденьем утомлённых,
Два игрока азартных - Свет и Тьма бросают кости на сукне зелёном.
Вокруг стола сторонники толпой глядят на действо многовековое,
Часть лиц одних сияет добротой, с других не сходит выраженье злое.
Не выиграет Свет, не победит и Тьма, борьба тысячелетия продлится.
В игорном зале - шум и кутерьма, которым никогда не завершиться».
Закончив, маг вопросительно посмотрел на слушателей.
- Я не знаток тонкостей поэзии, - задумчиво протянул Конрад, - но могу сказать одно: в этом стихотворении - вся суть Aeternum bellum.
- Точно, - воскликнул Теодорих. - Мне очень понравилось, герр Фёдоров! Почитайте что-нибудь ещё.
- Поддерживаю Тео, - с улыбкой промолвил Виттельсбах.
Около получаса Владимир делился с друзьями результатами своих поэтических экспериментов. Получив достаточно одобрений, он сказал:
- Гоните меня, иначе я прочту вам всё, что написал с десятилетнего возраста.
- Да мы не против, - со смешком проронил мальчик.
- Нет, нет, мне пора. Хотелось бы ещё побывать у Рудольфа и, перемещаясь, оказаться не в Баварии, к примеру, а точнёхонько в Либенштайне. Устану - промахнусь. Да и Анатолия нельзя надолго оставлять одного.
Попрощавшись, волшебник исчез в сгустившейся дымке.
- Кто такой Анатолий? - спросил мальчик.
Отец погрустнел.
- Он - крестник Вальдемара. Когда-то, мы с тобой ещё не знали друг друга, я и Фёдоров во имя высшей цели поступили с ним дурно. И это повлияло на его рассудок.
- Анатоль сошёл с ума?
- Можно сказать и так. Ему теперь всегда пятнадцать лет, хотя мы ровесники. Родители Оболенского погибли во время войны, и Вальдемар забрал его в Муромцево, потому что Анатоль не слишком дисциплинирован, и за ним нужен постоянный присмотр.
Подросток задумался.
- Ты, пожалуйста, не расстраивайся, - сказал он, наконец. - В том, что он никогда не станет взрослым, нет ничего плохого. Оставаясь ребёнком, Анатоль не познает многих проблем.