— Шестьдесят.
— Шестьдесят тысяч долларов?
Тоби пожимает плечами и изображает улыбку из серии «Ну что ж теперь поделаешь?».
— Кому ты задолжал?
— Ну, тем парням. Я же говорил, они мне доверяли.
— Тоби!
— По-моему, они бандиты. Я брал деньги у Сереги Костоправа.
— Костоправа? Он врач?
— Нет, фамилия такая.
— Никогда про него не слышал.
— А откуда тебе про него знать? Ах да, конечно. — Тоби делает вид, будто его осенило. — Ты же у нас маститый преступник. Аферист, превратившийся в телезвезду, которая превратилась обратно в афериста.
Я не обращаю внимания на этот выпад.
— На кого работает этот Серега Костоправ?
— На Андре Сустевича.
— Ах, вот оно как.
Об Андре Сустевиче я наслышан. После того как принятие закона о коррумпированных и находящихся под влиянием рэкетиров организациях и уголовное преследование поставили крест на «Каза Ностре», в Калифорнию приехали русские. Теперь они контролируют проституцию и ростовщичество во всем штате. Они умнее итальянцев, аппетиты у них неуемные, но еще они в тысячу раз более жестоки. В конце концов, Италия была сердцем Римской империи. Отпечаток этой цивилизации лежит на всех, даже на бандитах. Итальянцы не ангелы, но у них хотя бы есть свои законы. А русские родом из холодных безжалостных степей, не видавших света цивилизации. Там вас могут убить за неосторожный взгляд, там вашего сына, вашего внука и потом и правнука приговорят к смертной казни за резкую фразу или опрометчивый жест.
Главу армянской банды на севере Калифорнии — его еще называют «хан» — зовут Андре Сустевич. Сустевич — наполовину русский, наполовину армянин, и поэтому к нему хорошо относятся и те, и другие. Он также известен под кличкой Профессор — то ли потому, что защитил кандидатскую диссертацию по экономике в Будапештском университете, то ли потому, что всю жизнь изучал влияние пыток на людей. Думаю, второй вариант ближе к истине.
— Они угрожали тебе? — спрашиваю я Тоби.
Тот отмахивается с улыбкой:
— Кто? Серега Костоправ и Андре Сустевич? Угрожали? Из-за каких-то шестидесяти тысяч долга? Ты чего, пап, с ума сошел? За кого ты их принимаешь? — На случай, если я не заметил сарказма, он тихо объясняет, стиснув зубы: — Естественно, они мне угрожали. Думаю, они собирались заняться мной всерьез. Я вовремя вырвался из города.
— Ты всего в пятидесяти километрах от города. Никуда ты не вырвался.
— Но они и не догадываются, где я.
Остается только качать головой. Я-то своего сына знаю. На следующий день все — включая и тех, кто не знаком с Тоби, — будут в курсе, где он.
— И каков твой план действий? — спрашиваю я.
— План? Я приехал к тебе.
— Это и есть твой план?
— Пап, мне нужна твоя помощь. Ну, пожалуйста.
— Тоби, — вздыхаю я. — У меня нет шестидесяти тысяч долларов.
— А мама говорит, есть.
Селия убеждена, что у меня куча денег на тайных счетах в швейцарских банках, недвижимость во Флориде и еще мифические яхты на Ривьере. Я бы очень хотел хотя бы наполовину соответствовать ее представлениям обо мне. Быть может, если бы Селия пришла ко мне домой и заглянула в санузел с загаженным унитазом, если бы она увидела пульт от телевизора, на котором не хватает кнопки регулировки звука, из-за чего мне приходится смотреть все передачи на одной и той же оглушающей громкости, если бы она постояла рядом часок-другой в прачечной да позаворачивала рубашки с брюками, она бы поняла: у меня ничего нет, я всего лишь честный человек, пытающийся свести концы с концами. Человек, у которого это не получается.
Мне бы очень хотелось, чтобы Селия перестала рассказывать все это Тоби. А то бедняга выделывает не пойми что на натянутом под куполом канате, надеясь на страховочную сеть, которой на самом деле нет.
— Мама бредит. У меня на самом деле нет денег, Тоби.
Есть только один способ избежать смерти от рук русских бандитов. Тоби надо построить в моем гараже машину времени. Тогда он сможет вернуться и отменить ставку у букмекеров, работающих на Андре Сустевича.
Если не учитывать этот маловероятный вариант развития событий, то ему нужно смыться отсюда, да побыстрее.
— Тебе надо где-нибудь спрятаться, — говорю я.
— Где?
— Не знаю. Где-нибудь подальше отсюда.
— Пап, я не могу просто сбежать. Вы-то с мамой все равно никуда не уедете.
Я растроган. Но тут же вспоминаю, как еще десять секунд назад Тоби просил у меня шестьдесят тысяч долларов. Его любовь непостоянна.