Я наслаждалась этим чувством всю ночь. Особенно потому, что знала, что это был последний раз, и я больше никогда не позволю себе такого удовольствия.
Как истинно верующий человек, я предана своей миссии. Мое время, проведенное на ярмарке, ограничивается заманиванием демонов в мой кукольный домик и едой — хотя я бы отказалась от этого, если бы мое тело позволило.
Поэтому я просто наблюдаю за тем, как гости наслаждаются аттракционами. Звуки их восторженных криков и счастливого смеха всегда приносят мне огромную радость.
Даже несмотря на то, что здесь, в Вашингтоне, очень холодно.
Афера Сатаны — совершенно невероятное зрелище. Несмотря на то, что солнце еще не полностью опустилось за горизонт, мозаика из голубых, розовых, красных, фиолетовых и зеленых цветов сверкает в больших лампочках рядом с каждым аттракционом и сооружением в поле зрения. Облака разноцветного дыма стелются по ночному небу из дымовых машин, расставленных по всей территории, цвета переходят в новые оттенки от разноцветных огней.
Это так красиво.
На фудтраках нарисованы монстры — страшные существа, держащие тарелки с гамбургерами и картофелем фри или лимонадом. Некоторые из монстров изображены поедающими еду — слоновьи уши, хот-доги и жареные во фритюре Орео, нарисованные у них во рту, острые зубы, торчат из-под губ.
Мой желудок урчит, и я вспоминаю про себя.
Дома с привидениями не откроются до наступления ночи. Значит, не раньше чем через пару часов. Посетителей ярмарки не пускают до пяти часов, чтобы они успели покататься на аттракционах и поесть, прежде чем их заманят в страшные дома.
Я спускаюсь по ступенькам и следую своим носом к первой попавшейся тележке с едой. Они предлагают горячую картошку фри и филли чизстейк[3]. Мой рот наполняется слюной от запаха соленой жареной вкуснятины, шипящего мяса и избытка специй.
Проблема с прятками в стенах — мне не платят за мою работу. Еще одна небольшая цена, но это заставляет меня работать, когда мне требуется еда.
Мимо проходит женщина со своими шумными подростками, толкающими коляску со спящим ребенком внутри. Я улыбаюсь: щечки маленького херувима розовеют от холода. Малышка уютно устроилась в одеяльце и пушистом джемпере. Ее длинные ресницы лежат на щеках, она мирно спит, несмотря на громкие крики и разговоры вокруг.
Ах, как бы мне хотелось снова быть такой невинной и не замечать развратного мира вокруг меня.
— Видишь эту маленькую девочку, Сибби? Она предана Богу и желает испить нектара для себя.
Я резко качаю головой, зажмуривая глаза от нежелательных воспоминаний. Та двенадцатилетняя девочка родила еще несколько папиных детей в течение последующих лет. Она умерла от осложнений во время родов в пятнадцать лет, ее третий ребенок — мой брат или сестра — был мертворожденным и унес с собой жизнь матери.
Я думаю, что это было самое приятное, что кто-либо мог для нее сделать. Этот ребенок предложил ей спасение, и она с радостью приняла его.
Стиснув зубы, я заставляю себя снова сосредоточиться на невинном младенце. Я бы с радостью подошла поздороваться, но детям не нравится мое лицо. Хотя это не моя вина, здесь не место для ребенка, но я понимаю, что у некоторых матерей нет выбора.
Я позволяю женщине пройти мимо, заметив кошелек, торчащий из ее коляски.
Я не стану красть у матери-одиночки. Она выглядит изможденной, хотя на ее лице играет улыбка, когда она следует за своими подростками, счастливая от того, что ее дети счастливы.
Мимо проходит мужчина средних лет с сердитым ребенком, топающим по траве рядом с ним. Отец кричит на ребенка, обзывает его, ругая за то, что тот убежал с друзьями. Судя по всему, он строгий отец. А этот ребенок просто хотел повеселиться со своими друзьями.
Его бумажник торчит из заднего кармана, пока он идет к выходу. Его рука крепко обхватывает бицепс ребенка, не давая ему снова убежать. Я помню, как папа много раз держал меня точно так же. Обычно, когда я садилась есть, не помолившись, и ему приходилось силой уводить меня в спальню, не давая доесть еду.
Мои братья и сестры смотрели на это, в их мертвых глазах светилось отчаяние. Они никогда не боролись с папой, как я. Они не ослушивались его, когда его наказания всегда заканчивались шрамами.
На моих глазах сердитый отец превращается в папу, а ребенок — в младшую версию меня самой. Я с легкостью шагаю за папой.
Это слишком легко. Бумажник выскальзывает из заднего кармана, отец слишком сосредоточен на том, чтобы опозорить своего бедного ребенка. Я убегаю, но не раньше, чем ребенок замечает меня. Мне требуется мгновение, чтобы перестать видеть себя — пока мое покрасневшее лицо не превращается в лицо маленького мальчика, карие глаза расширены от слез гнева и смущения. Когда он замечает мою руку, на его лице появляется небольшая улыбка, и он намеренно отворачивается.
3
Филли чизстейк — популярное блюдо в США — чизстейк — сэндвич с говядиной, нарезанной тонкими ломтиками, вперемежку с луком и расплавленным сыром