Толпа завыла. В темноте запрыгали огни зажигалок, кто-то поджег засохшие цветы на могилах и пару деревянных скамеек. Солистка с сестрой забрались к музыкантам и стали петь. Микрофонов на кладбище не было, и видно было, что они не знают, куда деть руки. До микрофона, встроенного в камеру, звук доходил сильно заглушенным — похоже, что оператор сидел на крыше своей машины, позади толпы… но все равно — резкий, запоминающийся голос солистки не узнать было не возможно. Оператор сделал наезд, и на экране крупным планом стали видны лица солистки с сестрой. Вместе они действительно совсем не смотрелись — по сравнению с солисткой сестра была прыщавым страшилищем, хоть ее рожу и не поганило пятно на щеке. Они пели один из первых своих хитов — без фонограммы, совсем как недавно, на сцене Ледового. Похоже, что песню они разучили совсем недавно, иногда даже забывали слова. И тут… Ерш похолодел. Слова второго куплета забыла солистка, сестра же продолжала петь. А голос, тот самый резкий, запоминающийся голос солистки «Распутной жизни» продолжал звучать… Все было просто. Фонограммы «Распутной жизни» записывала не солистка, а ее сестра.
Борода остановил пленку и нажал кнопку извлечения кассеты. В наступившей тишине жужжание видеомагнитофона прозвучало как выстрел. Солистка вздрогнула и вытерла со лба холодный пот. Борода решил, что сейчас самое время ее добить. Он взял со стола ноутбук:
— Зря ты письма в Оутлуке не стерла. Судя по датам, двойняшку ты подбирала уже несколько месяцев. Насколько я понимаю, ты уже тогда готовила что-то типа того, что мы видели на стройке?
Солистка раздраженно махнула рукой:
— Этот говнюк Шитман — очень осторожная сука… Убить его не так просто. Почти нигде не появляется в одиночку… Да и вообще он никуда не ходит. Открывает дверь, только если видит, что это я и уверен, что я одна. Отсюда логичная мысль — мне нужна была дублерша. Одна из нас — неважно, я или она — убивает Шитмана, другая в этот момент обеспечивает алиби где-нибудь на людях…
Борода кивнул:
— Ага… Значит этот самый Вася, от которого ты получала письма с фотографиями девушек…
— Педик, хозяин модельного агентства. Он предлагал много вариантов, но ни одна из них не была на меня по-настоящему похожа… Больше всего меня убивало, что он получил от меня предоплату — почти половину. Кроме того, он похоже догадывался, зачем мне нужна двойняшка. Меня это злило и… ну, наверное, я была с ним пару раз… как бы это сказать… не вполне вежлива. Его это задело, и, когда наконец появилась подходящая девушка, Вася решил надо мной подшутить. Это было как раз в день последнего концерта в Ледовом.
Солистка закурила и продолжила:
— Мне как раз накануне позвонил Шитман, сообщил, что ему срочно нужно вернуть деньги… — Солистка вздохнула. — Честно говоря, я уже сама собралась мочить Шитмана — потому и назначила ему встречу на стройке. Я понятия не имела, что бандиты уже знают, куда он дел их деньги… — Она раздраженно хлопнула ладонью по подушке дивана, — Какие же все мужики суки! Продал меня ни за грош, как только его взяли за яйца! Говнюк…
— Да ладно тебе, — попытался успокоить ее Ерш. — В конце концов, ты уже несколько месяцев готовила его убийство. Так что — вопрос, кто на кого должен обижаться…
Солистка сокрушенно покачала головой:
— Да если б дело было только в нем!.. Все получилось гораздо, гораздо хуже… Нет, все мужики — суки.
— Почему?
Солистка долго молчала. Видно было, что ей тяжело рассказывать дальше.
— Эдик… — Глаза ее потеплели, но тут же снова стали жесткими, как осколки льда. — Какой подонок… — произнесла она с грустью и отвернулась.
Борода, да и журналисты тоже, догадывались, о чем она сейчас скажет, но хранили молчание, чтобы не сбить ее с мысли.
Солистка смахнула слезу и начала издалека, к тому же — несколько расплывчато:
— Мне давно было ясно, что долго «Распутная жизнь» не продержится. С самого начала вышло так, что… ну, в общем, сестренка была не слишком довольна тем, что ей приходится делать… короче, все время твердила, что работает она, а вся слава и деньги достается мне. Она вообще, по-моему, не понимала, каких нервов стоило раскрутить группу, организовать концерты, нанимать в первое время за водку и коробок анаши фанов… Ей казалось что все делает только она — ну как же! Пишет музыку, поет… А продаваться это будет само собой — чисто потому что она такая гениальная… Дура! Чего мне стоило найти бабки на раскрутку…
Солистка усмехнулась:
— Ну, правда, до определенного времени сохранять все как есть ее вынуждали обстоятельства…
— Какие?
— Хотите знать?.. — Солистка почему-то задумалась. Видно было, что она что-то для себя пытается решить… Борода терпеливо ждал, журналисты тоже молчали. Наконец, солистка начала:
— Это старая история… Моя сестренка — девочка талантливая, но страшная. С мужиками у нее всегда были проблемы… И тут один чел, звали его Шурик (Шурика, кстати, привел в нашу компанию как раз Эдик — не исключено, что этот подонок все заранее предусмотрел) вдруг стал подкатывать к ней яйца. Ирка сначала не поверила такому счастью, потом долго ходила вся сияющая, а потом, как обычно, выяснилось, что Шурик подбирался ко мне, а вокруг Ирки крутился так, для виду — ждал удобного случая.
— И как это выяснилось? — полюбопытствовал Ерш.
— Как? — рассмеялась солистка, ткнула сигарету в пепельницу и тут же закурила другую. — Да обычно. Как-то раз мы все напились, и Ирка заснула: она сразу косеет — слишком много бухала, видно, уже посадила себе что-нибудь. Ну вот… Ирка заснула, Эдик куда-то ушел — кажется, за водкой, а Шурик на кухне стал меня лапать.
— А ты чего?
— А мне было пофиг. Я уже набралась тогда, сидела на кухне, и, наверно, почти никак не реагировала… Тут входит Ирка. Что-то, б…ь, ей не спалось. Увидела, чем занят Шурик… Надо сказать, она и раньше заставала его за такими занятиями, но тогда все кое-как сводилось к шуткам… Но в тот вечер сестренка была пьяная в говно.
Валера наивно хлопал глазами:
— А почему вы не прогнали этого Шурика? Надо было ему выбрать одну бабу. Так вести себя не принято.
— Да я б с радостью, — легко согласилась солистка, — Но проблема была в том, что у Шурика бабла было… не то, чтоб много, но — порядочно. Я связывала с ним большие планы — Шитмана тогда на горизонте еще не было. Кроме того, он успел сдать нам в аренду помещение, где мы разместили студию и офис… «В аренду» — это так, на бумаге. По сути, мы ему ничего не платили. Договор был составлен так, что до сих пор здание находится в нашем распоряжении. Кстати, моя работа, — скромно уточнила солистка.
— Так, а что дальше-то было? — спросил Борода.
Солистка помолчала и почему-то улыбнулась своим мыслям:
— Ох, нельзя Наташке пить, нельзя. Она схватила со стола нож и ткнула Шурика в живот. Потом еще раз, потом опять… Кровищи было — охренеть можно. Я помню, сижу и не врубаюсь — что происходит? Почему что-то хлещет на пол?.. Шурик-то ко мне спиной стоял. А на Наташкином платье расплываются красные брызги… Тут вернулся Эдик. Он, помню, не удивился совсем… такое впечатление, что ему не в первый раз такое видеть. Взял Наташку за шкирку, сунул под холодную воду. Тряпкой собрал кровь, чтобы не просочилась к соседям…
— Как это мне знакомо… — пробормотал Ерш.