— Чай заварим. А что с телефоном?
— Потерял.
— Дааа? Понятно. Поэтому и пришел рано. Ладно, сиди здесь, смотри книжки, в комп не лезь и даже не подходи.
В девять вечера мы стартовали. Машина у Чудика — крузак. За нами боевого вида «форанер» с тремя ребятами. Через час свернули на проселок. Еще через полчаса встали. Дальше пешком по полям и перелескам. В одиннадцать мы стояли возле зарослей с утоптанной к ним тропой.
— По нашему времени через полчаса начнем. Примерно полтора часа у нас будет.
— Мне все это время в склепе надо быть?
— Поэкспериментируем, — неопределенно ответил Чудик, — есть еще одно обстоятельство. Тебе надо туда голым. Не бойся. Я отвечаю, что ничего с тобой не случится.
Мы посмотрели склеп — тяжелая плита на метровом основании.
— Под ним лестница, потом площадка с аркой. А за аркой ступени. Дальше стена. Ты встанешь, куда хочешь. Мы плиту задвинем. Только не двигайся для чистоты опыта.
— Как-то не по себе. Ты меня правильно пойми. Человек ты хороший, но тут ночь, вас четверо, я голый в склепе, и вы меня еще плитой прикроете.
— Хочешь, поедем обратно?
— Вот не хочу.
— Я тебя понимаю. Уже думал над этим вопросом. Обсудим все после. И еще, там ступени и посреди них ребра или выступы, как хочешь назови. Они тоже имеют какое-то значение. Ты сначала не переступай. То есть, встанешь на третью ступень, а за тобой будет два выступа.
— Да понял я. А когда вставать за него?
— Дадим команду. Сам ничего не предпринимай.
Я разделся. Комаров действительно не было. Они вчетвером еле сдвинули плиту. Открылся черный проем с лестницей. Мне светили фонариками. Я спустился вниз метров на пять. Глаза привыкли. Я стоял на площадке. Впереди увидел арку чуть выше роста человека. Камень украшала резьба в виде непонятных и страшных животных, растений и людей.
Переступил, и ноги ощутили другой камень. Он гладкий, даже скользкий, а не шершавый, как плитки площадки. Шагнул на три ступени. Мне сейчас сорок три. Никто не будет искать двадцатитрехлетнего парня. Хоть помечтаю. А потом поем.
— Стоишь? — Раздалось сверху.
— Стою. На третьей. Посреди ступеньки продольный каменный жгут, я перед ним встал.
— Все. Закрываем на пятнадцать минут.
Плита заскрежетала, и свет погас.
«Мне ее одному не поднять, — подумал я, — в склепе еще быть не приходилось. А если они не откроют? И не слышно ни звука». Темнота сгустилась. Пятнадцать минут, по моим ощущениям, прошли. Вдруг ошибаюсь? Посчитал секунды. Еще пятнадцать минут. Не открывают. Пошел к лестнице. Слякоть под ногами. Когда натекла?
— Эй, парни, хорош уже. Я замерз, открывайте!
Лестницы не было. Я орал благим матом. Перебрал все угрозы, какие смог вспомнить и даже выдумал несколько новых. Очень холодно. Руки и ноги потеряли чувствительность. Я уперся в стену, которая тоже оказалась мокрой и какой-то гнилой. Мне даже удалось подняться на метр. Но ступня скользнула и я упал навзничь. В глазах замелькали вспышки. Еще убиться не хватало. Потрогал затылок. Руке мокро и тепло.
Вдруг наверху раздался шорох.
— Эй, вашу так разэтак. Открывай трам-тарарам, — не жалел я горла.
В глаза мне ударил дневной свет.
Глава 2
— Ироды! Изгаляются над человеком. Креста на них нет, — какой-то дед совал мне свежесрубленный березовый шест.
Глаза резало. Но я заметил, что стены гнилые и деревянные. Что за фокусы?
Я напрягся, чтобы подтянуться, но это получилось неожиданно легко.
— Здравствуйте. Спасибо Вам, а то я уже отчаялся.
— Господь милостив. Меня послал. Я тутычки коров пасу. Это вас, барин, разбойные люди так оприходовали?
— Еще какие разбойные. Так я получается всю ночь и утро просидел? А показалось полчаса.
— Это потому, что в беспамятстве были. Шандарахнули дубиной. Вон затылок весь разбили.
— Ответят за затылок. Тут моя одежда нигде не валяется?
— Так чего ж ей валяться? Забрали все подчистую. Это Елизаровские шалят, как есть они.
— Елизаровские, братья, что ли?
— И братья, и дядья их, и отцы с дедами. Все Елизарово испокон веку разбойничает. Сюда только не ходили, вроде как рядом. Остерегались. Да вишь, как оно. Вы пришлый. Они и позарились, значит.
— А вы кто?
— Ефим. Пастух мирской. Пастушонок еще со мной.
— Машины не слыхали, не видали?
— Отродясь не было. Разве только господа привезли? Да я бы знал. У нас только мельница у омута.
Глаза мои привыкли к свету, цветные пятна прошли. Я увидел, что старик босой, в штанах и рубахе грубого полотна. С прорехами на локтях. Подпоясан веревочкой, однако в берестяных ножнах торчит деревянная рукоять.