Кстати, о бороде, надо станок купить и копеечные лезвия. Побриться бы. Никогда не понимал этих новомодных выкрутасов с плавающими головками, тройными лезвиями, полосками с якобы кремом. И с вот таким ценником. Запасусь лезвиями «Спутник» на всю жизнь, и буду на пенсии приторговывать. Уверен, покупатели найдутся.
В общем, фотограф Коля был с претензией на великого творца, повертел меня на свету, сказал, что надо переодеться, для чего добыл из шкафа пиджак и белый воротничок. На жёстком каркасе и с пуговичками для пристёгивания к рубахе. Я такие только в том самом музее и видел.
— Зачем это? — резонно поинтересовался я. — На снимке мундир должен быть по ведомству и погоны.
— Всё будет, — успокоил он меня. — Это для правильного рефлекса. Ну, чтобы тени на лице правильно лежали.
Эстет хренов. Какой к чёрту рефлекс на чёрно-белом снимке размером два на три? Но спорить с профессионалом в процессе работы гиблое дело. Пришлось пялить на себя шмотки. Потом он долго усаживал меня и, хотя свет был выставлен, что-то двигал, целился через объектив и недовольно качал головой.
— Ну что не так? — устал я сидеть под этими софитами. Как на допросе в КГБ.
— Понимаете, лицо у вас получается невыразительное. Вот пока вы двигаетесь, говорите, улыбаетесь, от вас исходит что-то такое… уверенность, харизма. А поймать никак не могу.
О, он знает про харизму? Респект чуваку. Но нудный до смерти.
— Снимайте, как есть. Мне не нужно запоминающееся фото, скорее наоборот.
— Ну хорошо, хорошо, — согласился он, а сам ещё минут пять что-то выцеливал.
Наконец волшебная птичка вылетела, с меня содрали пятёрку и отпустили восвояси.
— А почему так дорого? — спросил наивный Боря.
— Потому что, — пояснил я и вытолкал его из помещения.
Нам этот бородатый фотограф сейчас ещё полчаса будет рассказывать, из чего складывается цена его труда. Пятёрка так пятёрка.
Мы вернулись к Володе, где обсудили разные тонкости: в каком месте Союза выданы документы, где меня прописать, военную обязанность и прочую незначительную на первый взгляд, но важную информацию. Ведь если я окажусь сотрудником ОБХСС какой-нибудь Вологды, а тыкать им буду по городам и весям в Сибири, это само по себе вызовет вопросы. Поэтому родился я на Кавказе, служил срочку в Прибалтике, а прописку нарисовать решили у Борьки.
— Да ты не волнуйся, это же понарошку. Хоть у Ленина в Мавзолее напиши, претендовать на жилплощадь не выйдет. Кстати, это идея.
— Какая? — живо заинтересовался Борька, которому было скучно, но он не уходил.
— Да так, ещё покрутить надо. Может забавно получиться. В общем, будь спокоен, если мне понадобится собственное жильё, я им обзаведусь без особых затруднений. Твои хоромы крутые, но уборку делать в них задолбаешься. А уборщицу я к себе в дом никогда не запущу.
Наконец, мы согласовали все детали, я оставил задаток в размере полтинника, и мы вышли на свободу. Полдня провозились в этих катакомбах, аж глаза на свету режет с непривычки.
— Куда теперь?
— Обед. Я так проголодался, будто вагон угля разгрузил. А потом по магазинам пройдёмся. Надо бы хоть что-то купить, а то я гол как сокол. Стыдно в люди выйти.
В столовую не хотелось. Душа просила праздника, хотя праздники будут завтра и послезавтра, а потом и на девятое число.
— Идём в ресторан, — решил я.
Днём там должно быть свободно, это вечером можно и не попасть. Но случилась заминка.
— Молодые люди, вы одеты неподобающе, — остановил нас швейцар на входе.
Опаньки! Это чё за буржуйская морда тут вякает?
— Как ты сказал, батя? Ну-ка повтори! — пошёл я на него. — Это с каких пор в стране Советов трудовому человеку хода нет в заведение общепита? Неси жалобную книгу, запишем твою точку зрения, а потом пойдём в народный контроль. Мы проголодались, но справедливости ради потерпим, правда, Боря?
— Угу, — кивнул Боря, поправляя очочки. — Совсем распоясались.
— Вот-вот. Боря, у тебя сейчас документ выпадет, — сунул я руку к другу в карман, «заправляя» красные корочки.
Дед, который ещё колебался, отступил.