По итогу мне отвалили половину заказа, целых сорок семь штук. Молодца! Волшебный пендель, он такой, помогает людям собраться и мобилизовать ресурсы.
Теперь можно и в администрацию.
Горком жил обыденной жизнью, в которой яркими предпраздничными нотами звучали песни военных лет. В коридорах деловитой рысцой передвигались старшие и главные специалисты. Из зала заседаний доносились звуки репетиции.
Юрия Михайловича не оказалось на месте, но его секретарь быстро перенаправила меня в ответственный за поздравления кабинет.
— Здравия желаю, девушки, — козырнул я с порога.
— Люся, это товарищ Казаков, о котором говорил Юрий Михайлович. Он принёс свои бланки.
— Поправка — половину бланков. Вторая половина будет завтра. Я бы хотел сверить наши списки, чтобы и ваша работа не стояла, и наши поздравления как можно скорее попали к адресатам.
Получив в руки вожделенные списки, я допросил с пристрастием девушек, которые сегодня должны разносить поздравительные открытки. Потом вооружился карандашом и обвёл в кружок адреса, куда мои поздравлялки попадут уже сегодня. Из оставшихся пунктов пришлось выделить те, по которым девчонки-комсомолки уже отработали и второй раз явно не пойдут. Их отдам на откуп почте СССР. Ну и пара самых интересных адресов, куда я схожу лично ножками.
— Девчата, вам говорили, что вы самые лучшие и красивые комсомолки в городе? — подмигнул я сразу всей команде. — Завтра ждите с остальными открытками и с тортом. А если вы скажете, какой торт предпочитаете, и где его купить, я вас ещё и расцелую. В щёчки, конечно.
— Ну что вы, не надо, — засмущались скромницы.
— Обязательно надо! Таких тружениц надо баловать.
«Своё-то начальство вряд ли сподобится, — додумал я. — А мне такие чудесные волонтёры ещё пригодятся в будущем».
Домой я вернулся в приподнятом настроении. Надо будет обязательно отблагодарить Анну Михайловну за досрочное выполнение заказа. Только надо подумать, что ей преподнести. Такую даму шоколадом и тортиками не впечатлишь.
— Мы идём в гости к бабушке, — с порога «обрадовал» меня Боря.
— К кому? — не поверил я своим ушам.
— Бабушка пригласила нас с тобой на чай.
— Погоди. Что за бабушка?
— Моя родная бабушка по отцу.
— Хорошо. Но причём тут я?
— Так получилось. Понимаешь…
— Подожди-ка, я сяду. Вот теперь слушаю тебя внимательно. Время охренительных историй.
— В общем, она вроде как присматривает за мной в отсутствие родителей. Ну вот пришла и сразу в лоб: кто у тебя тут живёт? Представляешь?
— Ничего удивительного, у женщин глаз намётан на чужое присутствие в доме. Меня больше интересует, что ты ей ответил?
— Я сказал, что ты бывший сослуживец отца, вы вместе воевали в Афгане.
— Сослуживец отца? В Афгане? Почему в Афгане?
— Потому что он сам ничего никогда не рассказывал о войне, и ты под этой же маркой можешь законно молчать.
— Я-то могу, а вот батя твой что про «сослуживца» ответит, когда бабушка спросит?
— Думаешь, спросит? — поджал хвост Борис.
Кажется, дошло, что его ложь во спасение может обернуться крупными неприятностями. И ещё неизвестно, кому из нас хуже придётся.
— Ладно, не дрейфь, прорвёмся. Хорошенько подумай и скажи, насколько мне необходимо ходить к твоей бабушке с визитами?
— Совершенно необходимо. Она и слушать не захочет никаких оправданий. Друзья отца — святое. Она их всех обихаживает.
— А что, их много бывает?
— Раз в год точно. Кто в отпуск, кто в командировку. Бабушка всех тащит к себе, как бездомных котят.
— Ну допустим. Но мне-то зачем это надо?
— У неё потрясающе вкусный рыбный пирог!
— Ладно, считай уговорил, — махнул я рукой.
В любом случае появление бабули нарушает мои планы. Как-то не ожидал, что у Бориса найдутся родственники на опасно близком ко мне расстоянии. Тем более необходимо познакомиться поближе и составить собственное мнение. Может, пора срочно готовить запасной аэродром, а может, и так сойдёт.
Чай у бабули оказался вовсе не таким утомительным мероприятием, как рисовалось в воображении. Татьяна Игнатьевна чем-то неуловимо напомнила мне директрису типографии. Из того типа женщин, которые до глубокой старости остаются величавыми царицами. Это проявляется не столько во внешности, сколько в ощутимой внутренней силе и чувстве собственного достоинства.