— Телефон милиции — ноль-два, это любой ребёнок знает. А начальник — генерал Барсуков, — нагло заявил я. И ведь ни словом не соврал.
— Нет у нас таких генералов! — взвился Барсучонок. — А вот тебя мы сейчас за хулиганство на четырнадцать суток задержим.
Я не стал дослушивать, схватился за рот обеими руками и побежал в сторону туалета. Типа, сейчас стошнит. Никто, естественно, за мной не побежал. Куда я денусь?
Через пять минут, поплескав на лицо, я собрался с мыслями и оглядел руки-ноги. Прикинул, что одного Барсука уделать смогу. Николаич после моего полтинника свалил подальше от нечистого на руку дружка. И правильно. Его мне бить неохота.
Открыв дверь с ноги, я приготовился к схватке, но биться оказалось не с кем. Привезли ещё одного шумного клиента, и встречающие были заняты им. Я выглянул из-за угла, удостовериться, что всем пока не до меня и по тихой двинулся на выход. Чёрный ход где-то здесь, мы проходили мимо него, когда шли из спальни за одеждой.
Так что покинуть вытрезвитель удалось совершенно беспрепятственно.
Глава 2
Через пять минут я шёл по улице, с наслаждением вдыхая свежий воздух и осматриваясь во дворах, куда нырнул сразу после бегства. Ну хоть город тот же самый, а вот времена не те, совсем не те. Нет яркой детской площадки, которую поставил депутат Пупкин и растрезвонил об этом во всех средствах массовой информации. Вместо неё красуется монументальная песочница под не менее монументальным грибом на столбе-ноге. Вкопанные до середины покрышки. Обычные качели — доска на верёвках. А лестницы и рукоходы рассчитаны на баскетболистов, не иначе. И ведь играли дети, лазили на высоте, и никто над ними не трясся. И мамаши не кудахтали и не сопровождали каждый дитятин шаг. А вот и верёвки для сушки белья, и перекладины для выбивания ковров. Людей как-то мало, на работе все наверное. Но даже те, кто встретился, одеты в такой же винтаж, как я сам. И мне любопытно будет вступить в контакт с аборигенами. После того как напьюсь воды. Сушняк давит. Вовремя вспомнилось, что неподалёку есть парк, а в советском парке должны быть автоматы с водой.
Парк тоже изменился. Ещё возвышались старые деревья, дающие шикарную тень в жару. Недавно высаженные сосенки на аллее ветеранов высотой с человеческий рост. В наши дни — это целый строевой лес.
В парке царило оживление. Бригада рабочих колотила из досок сцену. Вдоль аллеи на верёвках пестрели красные и жёлтые флажки, а у памятника погибшим воинам трепетала на ветру розетка с флагами союзных республик. Настроение у прохожих приподнятое. Какой-то праздник? В конце аллеи виднелась мороженщица с холодильником, но я даже мороженого сейчас не хотел. Газировочки бы, без сиропа.
У центрального входа, под сенью огромного плаката с изображением счастливого трудового народа, стояли автоматы с газводой. Стакан — копейка. Я вытряхнул из кошелька остатки былой роскоши, поймал копейку и сунул её в прорезь. Монетка провалилась с металлическим звяком, и в подставленный стакан с шипением полилась прозрачная жидкость. Кажется, вкуснее я ничего в своей жизни не пил. Три стакана проглотились на раз. Хотелось ещё, но пока остановлюсь. Сортиров в нашем парке отродясь не водилось.
— Подскажите, какой сегодня день? — спросил я у двух девушек в лёгких брюках и кофточках.
— Четверг, — укоризненно взглянув на меня, сжалилась одна.
— А число? — понял я, что просто четверг ни о чём мне не говорит.
— Двадцать девятое.
— Двадцать девятое чего?
— Апреля, — засмеялись девчонки. — Год тоже сказать?
— Да, пожалуйста.
— Восемьдесят второй. А век не надо?
— Нет, спасибо, оно и так понятно, что не двадцать первый.
Девчонки весело расхохотались и пошли своей дорогой. Я пошёл к ближайшей скамейке. Посижу, подумаю, куда бы мне податься? Восемьдесят второй — это ещё перестройка не началась. Всё ещё строим коммунизм со всеми вытекающими. Тут прописка — главное достояние человека. А где я живу — неизвестно. Где работаю — тоже. Кто я вообще такой — чёрт его знает. Без денег, без документов, вот это попал. Впрочем, как раз деньги-то раздобыть можно. А жильё? Ладно, будем решать проблемы по мере поступления. Сначала деньги, заодно осуществлю свою маленькую месть Барсуку. О большой подумаю позже.
На углу Коммунаров и Энгельса должна быть телефонная будка. Она там долго стояла, чуть ли не последняя в городе. Смотри-ка, правильно помню. Я дождался, когда внутри наговорится женщина в цветастом платье и с пластиковой жёлтой кошёлкой на сгибе локтя. Дверь будки скрипела и не хотела прилегать плотно, но главное, что телефон работал. Где тут моя припасённая двушечка? Сейчас она мне вернёт прихватизированный Барсуком полтинник.