После того как к чуваку на скамье подсела девушка и долго с ним болтала, я пошёл с ней на сближение. Кажется, я понял, что происходит, требовалось только проверить мою догадку.
— Девушка, — позвал я. Она испуганно обернулась. — Вам говорили, что у вас очень красивые глаза?
Я не врал. Глаза и впрямь были красивые. Но мне ещё нужна была информация, поэтому я вдохновенно осыпал её комплиментами, на что она хмурилась всё больше. Да ну, ей же не сорок, когда женщину не купишь красивыми словами. Я перешёл на стихи.
— Чего вы хотите? — низким, с хрипотцой, голосом спросила она, не выдержав моего напора.
— Я очень хочу воспеть вашу красоту, но мне не хватает слов. А ещё я хочу услышать от вас заветное словечко, которое сказал вам тот молодой человек на скамейке.
— Какой удивительный бред! — возмутилась она и обошла меня, чтобы больше никогда не встретиться.
— Это не бред. Я очень хочу послушать концерт, потому что болен музыкой, но у меня нет волшебной метки, что все показывают молодому человеку в обмен. Вы не бойтесь, я не из милиции и не из комсомола. А ещё вы очень красивая.
Девушка остановилась, покусала великолепные губы и нехотя ответила:
— Красных партизан, четыре. Три рубля вход.
— О, спасибо огромное. А вы там будете?
— Буду, — улыбнулась она наконец.
— И я буду. Надеюсь, вы меня не обманули, и я приду не зря.
— Как вам не стыдно. Сами только что говорили о великой любви к музыке, и вот уже готовы изменить ей с первой встречной женщиной?
— Она не ревнива. Так во сколько?
— В девятнадцать-тридцать.
— Я приду. Не подведите. Только мы с вами и музыка.
— И ещё два-три десятка человек, — рассмеялась красавица.
— Средь шумного бала случайно… Как вас зовут?
— Познакомимся на балу. Мне пора.
Птичка упорхнула, а я ещё посидел на набережной, понял, что вся передовая молодёжь сегодня собирается на Красных партизан, четыре, и пошёл знакомиться с организатором сего действа.
— Привет, — зашёл я со спины.
Увидев меня, парень собирался задать стрекача, но я его поймал за шиворот и не дал убежать от своей удачи.
— Да погоди ты, я просто поговорить хотел. Не бойся, не из милиции, не из КГБ и даже не полиция нравов. Я музыкант. Вот, услышал, что сегодня квартирник будет. Хотел бы послушать. А может и сыграть что-нибудь.
Парень обмяк в моих руках.
— Фу ты! А чего сидел так долго, пугал меня? — вытаскивая мятую пачку Явы подрагивающими руками, спросил он.
— Стеснялся подойти, — вздохнул я. — Вот, решился.
Я достал пачку «Космоса», предложил собеседнику, и он сразу забыл про свою «Яву». Стало быть, не велик у него доход с квартирников, а то бы «Мальборо» курил. Я сунул сигарету в рот. Прикурили.
— И что ты играешь?
— Да всё. Хочешь, Пугачёву, а хочешь, битлов.
— Зарубежку знаешь? — загорелся наконец огонёк интереса в его глазах.
— Ага, — затянулся я и внезапно закашлялся. Чёрт, кажется, это тело раньше не курило. Я-то думал, это меня с похмела курить не тянет, а оно вон как. Пришлось тушить сигарету, чтобы не подмочить репутацию. Тут едва контакт наметился.
— Откуда?
— Оттуда. Знаю и всё.
— Пластинки есть?
— Нет. Я ж не фарцовщик, я играю, а не слушаю.
— Ты что, там был? — со значением выделив слово «там», понизил он голос.
— Доводилось, — неохотно сообщил я, потому что как раз «там» я и не был. Турция и Таиланд не считаются.
— И как оно — там?
— Да по-разному, смотря где. Отопления нет, цены бешеные, живут в кредит…
Хотел ещё про толерастию добавить, но вспомнил, что даже «там» она пока не особо в почёте.
— А в магазинах как? Правда, что всё есть?
— А, ну это да, полное изобилие. Только знаешь, фуфло это всё. Вместо натуральных продуктов — маргарин и пальмовое масло. Сто сортов соевой колбасы и сыр с заменителем молочного жира. На вкус гадость, и вредно для здоровья вдобавок. Мне не понравилось.
Кажется, я его поразил в самую печень. Человек, настолько пренебрежительно отзывающийся о Западе, просто обязан быть великим… неважно кем, великим музыкантом, например, — так и читалось в его глазах.
— Боря, — сунул мне руку для пожатия парень.
— Сэв, для своих Сева.
— А давай мы сейчас пойдём на хату, ты что-нибудь сыграешь.
— Я бы не против. Только беда вот — инструмента у меня нет. Я вообще без всего остался, ни документов, ни вещей.
— Как же так?
— Так получилось. Долго рассказывать.