— Открывай! — показал я подбородком на дверцу люка и буквально повис на Пете.
— Егор, подожди.
— Живее! — снова приблизил я гвоздь к самому Петиному глазу.
— Хорошо, хорошо, я открою. Но можно я скажу?
— Одно другому не мешает. Рот у тебя не занят.
— Послушай, они тебя всё равно не выпустят. Что тебе с этого перстня? Сенсации не будет, только уголовное дело, тебе не дадут о нём написать. Отдай побрякушку. Я упрошу, чтобы тебя отпустили. Ты такое осиное гнездо разворошил, что только и остаётся…
С улицы раздался звук отъезжающего рафика, а за ним шаги и маты. Мы замерли.
— Жора возвращается, — зашептал мой заложник, так и удерживая крышку люка. — Решайся.
— Вниз! — скомандовал я. — Сидеть тише мыши. Пикнешь — достану и этот ржавый гвоздь тебе в башку по самую шляпку вобью!
Петю будто ветром сдуло. Я прихлопнул люк и понял, что никакое оружие поискать уже не успеваю, даже за молотком не успеваю. Туда может и доберусь, обратно нет, прямо отличная мишень получится. Оставалось полагаться на эффект неожиданности и скрытые резервы молодого организма. На веранде послышался грохот — видимо, Жора всё-таки уронил тазик.
Отшатнувшись к двери, я нашарил выключатель и прижался к стенке.
Щелчок — и комната погрузилась в темноту.
Через томительно долгое мгновение дверь открылась, и на пороге появилась человеческая фигура, которая отлично просматривалась на фоне неба. Не таким уж оно было и чёрным, каким казалось при включенной лампочке.
— Что со светом? — спросила фигура и потянулась к выключателю, то есть в мою сторону.
Сейчас! Отработанным за долгие годы службы движением, я поймал его кисть и выкрутил в болевой захват на максимум. Жора завопил и дёрнулся, тем самым сделав себе ещё больнее. Саданув его кулаком по затылку, я включил свет и выдернул из-за ремня его брюк вожделенный Макаров. В тот же миг он вырвался из захвата, потому что пистолет я хватал конечно же правой рукой. Левая, которую я задействовал на автомате, отказалась совершать подвиги в одиночку.
Жора немедленно кинулся в атаку, но мы с Макаровым оказались быстрее. Пока мне в лицо летел кулак, я выстрелил мужчине в ногу пониже колена. Молча. Никаких уговоров. Никаких предупреждений и выстрелов в воздух. Так, как всегда мечтал при задержании преступников.
— Ну что, герой, теперь и поговорим, — предусмотрительно отодвинувшись подальше, пообещал я.
— Кто ты такой? — процедил он сквозь судорожно сведённые зубы после того как проорался.
— Не признал? Волох. Егор Владимирович. Журналист и филолух.
— Журналист уже сдох бы.
— А он и сдох, я его призрак. Страшно? Когда вы его травили, не думали, что за него будет, кому отомстить? Вот и настал ваш судный день. Всех вас тут и положу, кто ещё сунется. Тебя первого. Только сначала ты мне всё расскажешь: и про перстень, и про Егора, и про вашего Калыгина.
Больно, тварь? Помучайся сполна. А я пока похозяйничаю. Петя так и сидел в подполье молча, что настораживало. Бережёного бог бережёт.
Пока двигал стол на люк, мушки в глазах увеличились в размерах. Кыш пошли! Зачерпнув попавшейся на глаза кружкой восхитительно холодной воды из ведра, напился и плеснул в лицо. Практически рухнул на единственный целый стул. Притянул ногой молоток, подобрал его и аптечку, которую, как оказалось, всё-таки принёс Жорик. Надо бы выбираться, но в таком состоянии я далеко не уйду. Из-за боли ничего не придумывается.
Распотрошив медикаменты, я нашёл металлический контейнер со стеклянными шприцами и ампулы анальгетика, и тупо пялился на такое доступное и недоступное лекарство. Я вообще такой допотопной хренью никогда не пользовался. Одноразовыми, с уже набранным лекарством доводилось, а это диво ещё кипятить надо? Или оно готово к использованию? И как эту ампулу вскрыть? Медсёстры её так ловко ломают. Попробовал и я. Никак. А если этой пластинкой процарапать бороздку? Один хрен.
Однозначно, с одной рукой не получится вскрыть ампулу. Раздавлю разве что. Придётся идти на сделку.
— Эй, Жорик, — позвал я. — Хочешь обезболивающее?
Затих. Перестал цедить воздух сквозь зубы. Но смолчал.
— Ну ладно, как знаешь, мне больше достанется.
— Хочу!
— Тогда сломай ампулу, — протянул я ему лекарство.
Смотри-ка, двумя руками ломается. Какой я молодец, что прострелил ему не верхнюю, а нижнюю конечность.
— Давай сюда, — потребовал я вожделенное спасение.