Как будто тот мир, что являлся для меня привычным, поломался, рухнул, а я сама была в этом виновата.
— Чёрт бы всё побрал… — выдыхаю, вызывая такси и сажусь на скамейку остановки. — Чёрт бы всё побрал…
Часть 4
В моей жизни было только две лучших подруги — Оксана и мама. И если первую я сегодня, кажется, потеряла, то с мамой, слава богу, делить одного мужчину на двоих мне не приходилось и, как я смела надеяться, не придётся.
Она понимает, что со мной что-то не так сразу, стоит мне выйти из душа и пройти в небольшую кухню, где мама готовит оладьи.
— Как погуляли? — уточняет, переворачивая на сковороде очередную порцию. — Выглядишь ты как-то не так.
И мне совсем не хочется скрывать от неё то, что гложет изнутри. Я теперь напрочь не знаю, что именно стану делать после. Раньше и не задумывалась, как часто мы с Окс созванивались в течение дня. Три раза? Пять? Десять? Ведь она обязательно позвонит мне уже через пару часов, когда они с Невским неспешно позавтракают вдвоём и соберутся уезжать с дачи. И что мне ей сказать? Сделать вид, что всё по-старому? Для неё — да, а вот для меня — далеко нет.
— Не так, — киваю, когда мама ставит передо мной чашку зелёного чая. — Погуляли мы хорошо, а потом поехали к Давиду на дачу.
— Ну понятно, — вздыхает она, и я отчётливо осознаю, что упускала всё это время что-то очень важное.
— Мам?
— Что?
Она выключает плиту и садится напротив. Улыбается, как улыбаются матери своим несмышлёнышам-детям, и с моих губ срывается горестный всхлип, который даже не пытаюсь сдерживать.
— Это же Давид всё, да?
— Да…
— Ну, рано или поздно это должно было случиться.
Мама пожимает плечами, пододвигает ко мне чашку ближе и командует:
— Пей.
И я послушно делаю глоток.
Наверное, она права. Это действительно должно было рано или поздно случиться. «Я всегда тебя хотел». Мы были знакомы шесть лет. Шесть чертовски долгих лет! Мы были лучшими друзьями — я, Давид и Оксана. Они — всегда рядом, вместе. Такие счастливые и влюблённые. А я — с ними. И ни разу за это время у меня не возникло ощущения, что я третья лишняя.
Я влюблялась, рыдала то на плече Оксаны, то Давида, когда у меня чего-то не получалось в отношениях. Я делилась с ними тем, чем не готова была поделиться ни с кем. Они были моими друзьями, а всё это время Невский меня хотел. Трахал Окс, а хотел ещё и меня. И похоже, это было заметно со стороны, раз мама так уверенно заявляет сейчас, что рано или поздно всё должно было случиться.
— Ну? Расскажешь, что стряслось? Или мне на кофейной гуще погадать? — продолжает улыбаться мама, отпивая капучино. И меня прорывает. Я начинаю делиться тем, что меня пожирает изнутри. Сначала неспешно, а после — всё больше распаляясь. О том, как вчера вдруг посмотрела на Давида другими глазами, как всё завертелось со скоростью света. И как позволила себе — и ему — то, что сейчас неподъёмным грузом лежит на душе.
— В то, что ты именно вчера на него посмотрела другими глазами, я никогда не поверю, — качает головой мама, когда я замолкаю. — Можешь протестовать и сказать мне, что я ошибаюсь, но… мне кажется, между вами всегда было нечто большее, чем бывает, когда девочка и мальчик дружат. Ты могла этого и не осознавать, а вот Давид…
— Что — Давид? — подгоняю маму, когда на её лице появляется странно-мечтательное выражение.
— А Давид всегда на тебя смотрел совсем не дружески.
— Глупости! — протестую я мгновенно.
— Ну, тебе виднее, — снова пожимает плечами мама, но по её виду ясно: она не согласна с моим суждением от слова «совсем».
— Мам, я так запуталась… Уже ничего не понимаю.
— А что тут понимать? Важно, что ты сама к нему чувствуешь. Если ничего нет, то и путаться не в чем.
— Ты говоришь так, будто я должна забыть про нашу дружбу, если вдруг окажется, что у меня есть чувства к Давиду.
— Нет, избави боже! Я совсем о другом.
— О чём?
— Если ты любишь Дава, тебе нужно будет очень крепко подумать о том, что станешь делать дальше. Сама посуди, что выйдет, если ты продолжишь с ними дружить? Что у тебя на душе будет?
Будет погано, и я это понимаю. Так погано, что даже сейчас, когда представляю то, чему не раз становилась свидетельницей раньше, меня выворачивает наизнанку от ревности. Но и потерять их обоих я не готова. Уж лучше наступить на горло собственной песне.
— Я не смогу без них, понимаешь? — шепчу едва слышно, уткнувшись в чашку с чаем. — Это как отрезать половину себя.
— Понимаю. Но и с ними рядом будешь страдать. Ну и стоит подумать ещё и о том, как в глаза Оксане смотреть теперь.