За полчаса прошел всего метров двадцать. Медленно, но что поделаешь, приходиться выверять каждый шаг. Это не просто движение, это дуэль нервов. Почти не двигаюсь, а сердце стучит как на марафоне. Оказывается неизвестность хуже всякой стрельбы. Весь в мандраже ожидаю боевого столкновения, а оно случается совсем неожиданно. Мне то казалось что огонек сигареты мелькнул гораздо дальше. Долго стою за очередным выступом скалы, и когда делаю за него шаг, сталкиваюсь лицом к лицу с афганцем. У меня реакция лучше. Да и я готов был к этому. Мой штык вошел в живот противника как то очень мягко. Целую минуту бородач хрипел, пытаясь видно крикнуть, намертво ухватившись двумя руками за ствол моего автомата. И я замер от ужаса, оцепенел от близости такой страшной смерти. Будь у этого афганца напарник, я бы отправился на небо сразу же. Подтянулись бойцы, и тоже глядят со страхом на мертвеца. Наконец снова начинаю соображать. Противник расположился чуть выше, и больше часовых у них нет. Может подобраться к ним и забросать гранатами? Это конечно самый разумный вариант, который не удается выполнить из-за элементарного страха. Лучше тихо пройти мимо и постараться до утра оторваться как можно дальше от преследования. Почему я уверился что часовых больше быть не может, не знаю. Скорее всего некогда было все оценить здраво. И продвигаться вперед, так же тихо и осторожно. А если честно, то не хватило смелости. Хотелось как можно скорее уйти от этого места. Афганский часовой заметил меня первым, и первым выстрелил. Он немного поспешил, надо бы ему подпустить меня ближе. В момент выстрела я видно слегка пригнулся. Все время продвигался низко склонившись, левой рукой почти касаясь земли, вернее камней. Пули ударили над самой головой, отрикошетили от скалы с противным визгом. И снова меня спас инстинкт. Я не отшатнулся за скалу, а рванул вперед, мгновенно опорожнив магазин на десяток патронов в сторону автоматных вспышек. И парочка пуль достала врага. Отлично среагировал Леха Горюнов. Оказался мгновенно рядом со мной и запулил гранату куда то вверх, в темноту. Не сговариваясь, проскочили на взрыв метров десять, и снова две гранаты полетели вверх за ближайший уступ скалы. Хотелось кидать гранаты еще и еще в эту проклятую темноту. Но уже рассудок вернулся, не стоит попусту тратить очень ценный боезапас. Да и мы вроде как проскочили, и вряд ли афганцы решаться нас преследовать по темноте. Торопливо уходим с места боя. Страх страхом, а бойцы успели обшмонать убитого. Еще один АК, три полных магазина, доллары и две сигареты с марихуаной, которые я тут же распотрошил и пустил по ветру. Очень настораживающий момент. Вижу с какой жадность солдаты наблюдают за уничтожением кайфового курева. И наверное слюнки сглатывают. Не понимают балбесы, что это наша гарантированная гибель. Ведь часовой афганец явно «пыхнул» на посту, за что и получил пулю. Ведь с двадцати метров промахнулся. Надо на будущее за этим более внимательно приглядывать.
К утру спустились в каменистую, небольшую долину. Пересекли ее и снова наш путь вверх, в гору. В двенадцать дня сил идти не стало. Остановились на привал. Ледяной ветер каждые полчаса разряжается ледяной крупой. Но оно и к лучшему. Видимость всего метров четыреста. Вряд ли афганцы решаться нас преследовать в такую погоду. Они на своей шкуре испытали наши боевые возможности. Отдохнули два часа и снова в путь. Можно бы на пару часов больше подремать, но проклятый холод не дает засидеться. Лучше двигаться. Да и по темноте сильно по горам не полазишь. По карте, где то в километрах пятнадцати большой кишлак домов на тридцать. Если все будет хорошо, то до темноты можем до него добраться. К нему по-любому какая-то тропа – дорожка ведет. А это уже не горное бездорожье. Можем конечно нарваться на противника, но это почему то уже не страшит. Пусть нас боятся. Понемногу – потихоньку превращаемся в дикое зверье. Так что наш курс на кишлак. Нам нужен проводник. Без него не пройти перевал однозначно. Он нам закрыл путь на север. В этой ситуации не экономлю продукты. Перед выходом съели по банке тушенки вместе с жиром. Консерва какая-то второсортная. Полбанки гольного жира. Не в пример той, что закусывали в госпитале. Там четыреста грамм чистого мяса. Говорят что она из стратегических запасов любимой родины. Заедаем все это полусырым рисом.
До темноты дойти до кишлака не получилось. По камням и ямам, засыпанным снегом, идти быстро не получается. А по ночи просто невозможно. Заночевали в какой-то расщелине, ощетинившись стволами в темноту. Ни каких постов, ни каких часовых. От холода сжались в одно целое. Бушлаты кинули на камни, не снимая шинелей забрались в спальники, накрывшись сверху плащ-палатками. Ветер не задувает сюда, а тепло не выпускает брезент плащ-палаток. В общем ночевать можно. Единственная предосторожность – я лег с краю и пытаюсь наблюдать, чуть приоткрыв край плащ-палатки. Но через двадцать минут засыпаю, согревшись. Еще через час открываю глаза и больше уснуть не могу. Страх подступил и не уходит. Мне кажется, что стоит только закрыть глаза, как появятся афганцы и расстреляют нас в упор спящих. Открываю чуть больше край плаща, пытаюсь вглядываться в темноту. Но в трех шагах ничего не видно, нас просто засыпает снегом. Снег забивает глаза, и я снова отгораживаюсь от внешнего мира тонкой и ненадежной материей. Будь что будет. Сил нет выползти на холод.