12 июня на плацу учебки приняли присягу. Этот день у нас прошел за выходной. Правда за пределы части не выпустили, но зато на обед была котлета с макаронами. До самого вечера нас никто не трогал. Занимались так сказать личными делами, в основном письма писали. А что еще солдату в свободное время делать?
13 июня началось как обычно. Но после утреннего построения, наш майор приказал сдать постельное. И уже через какой-то часик мы, а это уже тридцать семь человек из нашего призыва, еще четверо откосили, тряслись на крытом Урале к новому месту службы. А оно оказалось совсем недалеко. В сосновом лесу, на берегу красивого озера Арахлей с песчаными берегами, стояли два десятка палаток. Окруженных жидкой колючей проволокой и табличками «Запретная зона». Деревянная столовая – кухня, к которой примыкает дизель – генераторная. А посредине периметра очень крепкий блиндаж – склад: оружейка. Нас встретили два молодых прапора. Один оказался инструктором по стрельбе, второй по парашютному делу. Оба кстати мастера спорта. Вот почему майор говорил, что мы здесь станем ближе к небу. Получили автоматы. И теперь не расстаемся с ними ни днем, ни ночью. Как и с четырьмя запасными магазинами, снаряженными холостыми патронами. Оружие постоянно со мной. На построении, на зарядке, на занятиях, и конечно на топчане в палатке. Когда засыпаешь, измученный армейской суетой, АК под правым боком.
Крутимся с шести утра до одиннадцати вечера. Нагрузки возросли вдвое, а в отдельные дни и втрое. Подъем и сразу в полной выкладке марш – бросок на пятнадцать километров, который заканчивается у озера. Оружие и боезапас над головой, и еще полкилометра вдоль берега по грудь в воде. И только когда снова оказываемся на берегу, можно на полчаса расслабиться. Выжать обмундирование, искупаться, перекурить. Потом вольным шагом в столовую, на завтрак. Теперь у нас и каша с маслом, и на хлебе двадцать пять грамм, и чай сладкий. После завтрака и десятиминутного перекура, снова возвращаемся к палаткам, где занимаемся парашютами. В основном пока теорией. Это самое спокойное время дня. И если ты научился слушать в пол-уха, и при этом дремать с открытыми глазами, то честь тебе и хвала. Значит становишься настоящим солдатом. А мысли все об обеде. Ведь аппетитные запахи от кухни долетают сюда. Борщ очень вкусный, почти домашний. На второе хоть всегда свинина, но пятьдесят на пятьдесят, а не голимое сало. Питание на удивление хорошее. Никто по крайней мере на голод не жалуется. В этом заслуга майора, нашего командира. К нему мы относимся, как к отцу родному. И называем его между собой батей. А ему и тридцати нет. Он все знает, все умеет. Два года в Афгане отвоевал. Как и наш старший сержант Власов. Кстати, танки в петлицах сменили на парашютики. Мы теперь десантное воинство. Командир тоже поменял эмблемы. Теперь он, майор Кречет, командир учебной десантно-штурмовой роты. И никто близко не догадывается, что творится в его душе. Он подготовит бойцов – десантников. Научит их грамотно убивать противника, и при возможности самим остаться в живых. Он много чего им преподаст. А когда этот процесс закончится, то эти пацаны, ставшие ему за сыновей, укатят на войну, а он останется. И останется только потому, что сам страшно боится этой войны. И никому и никогда в этом не признается. И только себе он может честно сказать, как ему до безумия жутко было ждать смерти. Потому что она была неотвратима, и только чудо могло спасти. Что и произошло в конце концов.
Его группа уже вторые сутки была в глухой осаде. Сзади неприступная скала необозримой высоты. Голая, как череп одного из бывших генсеков страны. По ней однозначно не подняться. А впереди два десятка афганцев. Которые стреляют так плотно, что и головы не поднять. Бьют прицельно с расстояния в сто метров, не жалея патронов. И когда они приблизятся на бросок гранаты, то все будет кончено. Связи нет, жратвы нет, и боеприпасы на исходе. К исходу этого дня все возможно и закончится. Из разведгруппы в пятнадцать человек осталось трое. Он, сержант Карпухин и рядовой Смоленко. Восемь бойцов полегли, когда их гнали к этому месту. Четверо уже умерли в этой ловушке, получив раны не совместимые с жизнью. Как врачи обычно говорят. Хотя кто знает, может и выжили бы, попади в нормальный госпиталь к хорошим врачам. А здесь, под палящим солнцем, у них шанса не было. Вот и лежать в сторонке ко всему безучастные, наливаясь чернотой смерти. А пока смерть не догнала живых, они ведут прицельно – ленивую стрельбу одиночными, выверяя каждый выстрел. Можно бы и почаще, но надо беречь патроны для последнего боя. И пока своим умением классно стрелять, они держат противника в страхе. Ведь те не могут решиться на скоростной рывок, на сближение. Три ствола в умелых руках, которые ударят длинными очередями, могут весь этот почти выигранный бой свести в пользу проклятых шурави. Но к вечеру подойдет подкрепление с гранотометом, вот тогда они и закончат дело. И еще не знают, что эта самая группа нарвалась на русских разведчиков в семи километрах отсюда. И полностью уничтожена в коротком и жестоком бою. И эти самые разведчики двигаются сейчас сюда. И всего через два часа окажутся у них за спиной. Но это еще случится не скоро. Ведь сто двадцать минут на войне очень и очень много.