Да. Мы гордились тем, что мы — русские. Мы инстинктивно осознавали, что в этой экзотической, незнакомой и чуждой для нас среде сформирован иной тип человека, совершенно отличный от нашего. И что, хоть живем мы с этими людьми зачастую рядом, они совершенно иные, внутренне совсем не похожие на нас. У них другой образ мышления. Они исповедуют иные ценности, их понятия о морали, нравственности, чести и порядочности, мотивация их поступков значительно отличаются от наших. Даже сказки, на которых воспитываются здесь дети, иные, совершенно непохожие на наши. Например, самый распространенный сюжет: молодой юноша полюбил девушку, а ее родители были против. Тогда юноша ночью пробрался в дом невесты, зарезал ее родителей, похитил возлюбленную и увез ее в горы. Братья невесты по закону кровной мести зарезали родственников юноши-жениха… А родственники юноши зарезали оставшихся в живых родственников невесты. И так до бесконечности все друг друга режут и убивают… Вот такие сказки…
Конечно, подходить к ним с нашими нравственными мерками было по меньшей мере неразумно, а по большому счету — бессмысленно. Однако мы отлично осознавали, что эти люди имеют полное право жить по своему укладу и правилам. Так же, как и мы — по своим… И все-таки они были для нас чужими, непонятными, а потому — потенциально враждебными.
Но мы их не боялись! И они это понимали… Они чувствовали нашу силу, не только чисто физическую, но и моральную. Видимо, от нас исходила ощутимая аура уверенности, силы, решимости, агрессии. Именно поэтому даже самые ярые отводили глаза и уступали дорогу, хотя среди них наверняка было полно ухарей, которые с удовольствием распластали бы нас ножами и, подвесив, как баранов, содрали бы с нас — иноверцев, которые их не боятся, — шкуру…
Солнце стояло в зените. Я взглянул на часы — было десять минут первого. Именно в этот момент внезапно где-то далеко раздался взрыв, потом еще один, затем послышались отдаленные звуки автоматно-пулеметной перестрелки. Басовито и раздельно пророкотал крупнокалиберный пулемет БТРа. Базарный люд на секунду застыл, вслушиваясь, а затем все пришло в движение: народ стал разбегаться, прятаться. Началась паника. Рядом с нами вдруг упал на землю и с пеной у рта забился в судорогах юродивый. Завизжали женщины.
Мы бросились к машине. Что случилось?
Глава 17. Почему стрельба? Переворот?.
Почему стрельба? Переворот? Да, это была попытка переворота.
Как потом выяснилось, этот нарыв уже давно зрел в афганской бригаде специального назначения, расположенной на окраине Кабула в крепости Бала-Хисар. Бригада спецназа по сравнению с другими подразделениями местных вооруженных сил была неплохо подготовлена и достаточно хорошо вооружена. Толковые офицеры, физически крепкие солдаты, с голоду никто не помирал… В чем же дело?
А дело было в том, что новый режим слишком стремился к сплошной и скорейшей победе социализма, а также к условно-досрочному (в рекордно короткие сроки!) привитию местным людям коммунистической идеологии. Дело дошло до преследования мулл. Кое-где их даже стали расстреливать. Начали прикрываться мечети. Народ лишали религии, а значит — идеологии, той, которая веками не только владела умами этих людей, но и определяла порядок их жизни, взаимоотношений в семье и друг с другом.
Вместо мулл появились комиссары-политработники, которые заставляли людей заучивать совсем другие идеи и ценности.
Противники режима Тараки умело использовали неуклюжие попытки властей по перевоспитанию населения и вели активную контрпропаганду, зерна которой падали в весьма благодатную почву и давали хорошие всходы. Армейская среда не была исключением.
Офицеры почти все были из знатных и богатых родов и кланов землевладельцев. А землю-то национализировали! На армейское жалованье особо не проживешь, тем более в стране свирепствовала инфляция, цены росли с каждым днем. Крути не крути, а офицерство здорово обидели. А из Союза уже возвращались отучившиеся на краткосрочных офицерских курсах молодые партийцы — напористые, активные, жадные до власти и должностей. Они вытесняли старое офицерство. Да и в среде новых офицеров были серьезные разногласия: одни, кто победнее, симпатизировали «Хальку», другие были за «Парчам».
Причин к мятежу было более чем достаточно.
Брожение в бригаде спецназа шло уже более двух месяцев, однако слабая, только встающая на ноги военная контрразведка не смогла вовремя получить соответствующую информацию и отреагировать.
Как обычно, мятеж начался со стихийного митинга, после которого перебили комиссаров и активистов. Потом кто-то кинул клич идти на Кабул, штурмовать дворец Арк и свергать Тараки. Вскрыли склады, вооружились, заправили горючим и боеприпасами бронетехнику. Некоторые, прихватив оружие и сколотившись в группы, отправились в город сводить личные счеты с обидчиками, порезвиться в дуканах… Вблизи Бала-Хисар начались грабежи, перестрелки.
Однако кому-то из партактива удалось спастись, ускользнув от расправы.
Власти были предупреждены. Кабул спешно готовился к обороне…
От Грязного рынка до посольства мы долетели по вмиг опустевшим улицам за пять минут.
Здесь уже готовились к обороне. Были данные о том, что часть мятежников якобы намерена штурмовать наше посольство, так как, по их мнению, именно «советские во всем виноваты». Резидентура получила сведения о том, что к мятежникам могут присоединиться затаившиеся в городе вооруженные «духи» (в те времена их звали «ихван», что на дари вроде бы означает «враг»).
План обороны посольства нами был разработан заранее, каждый из нашего отряда знал свое место, свой сектор обстрела и свой маневр на любой случай. Заранее оборудованные и обжитые нами огневые ячейки на крышах посольских зданий и в некоторых других местах полностью перекрывали все возможные направления появления противника.
Мы забежали в нашу казарму, быстро переоделись в форму, прихватили оружие, боезапас, бинокли, и — после короткого и энергичного инструктажа — по своим местам.
Мне с Валерой из Ашхабада досталось место на балконе посольской поликлиники. В белых шапочках и халатах (доктора, да и только!) мы маячили на третьем этаже у балконной двери, наблюдая с высоты окрестности и подходы. Кроме автоматов и гранат у нас был еще ручной пулемет. На столе стояла включенная на прием портативная радиостанция. На безоблачном, пронзительно синем небе сияло яркое солнце, внизу, в кустарнике у забора, мирно щебетали птички.
Крепость Бала-Хисар была построена в незапамятные времена на другом, противоположном от нас северо-западном конце города.
Во время рекогносцировок мы объезжали этот объект: крепость стояла на господствующей над городом высоте, старые, но достаточно еще крепкие стены с бойницами, винтовая дорога вверх. Кругом посты, однако с северной стороны, там, где старое кладбище, постов не было, да и стены пониже, местами с проломами.
С нашего балкона я мог разглядеть в бинокль смутно виднеющиеся светло-коричневые стены Бала-Хисара. Там что-то горело, и в безветренном небе медленно поднимались и нехотя таяли столбы дыма. Слышалась отдаленная стрельба.
Нам в поддержку было выделено афганское пехотное подразделение, усиленное тремя танками. Афганцы должны были держать оборону по внешнему периметру, а мы — по внутреннему.
Когда афганцы прибыли, мы с удивлением обнаружили, что танки у них наши — «тридцатьчетверки» (броня крепка, и танки наши быстры!). Вот это да! Это ж исторические экспонаты, да еще на ходу! Чудеса, да и только.
Афганцы стали окапываться. Взглянув вниз, я увидел, что несколько пехотинцев роют себе окопы на противоположной от нас обочине дороги, идущей вдоль забора посольства. Огневые ячейки они сооружали себе прямо перед глухим и довольно высоким каменным забором виллы, стоящей по другую сторону дороги. От кого же они будут защищаться? Ведь в десятке метров перед ними стена! Тут рядом с пехотинцами остановился танк и развернул башенное орудие… тоже в направлении забора! Неужто совсем ничего не соображают? Ну и вояки…