По рации я соединился с командиром и сообщил о странных маневрах наших боевых друзей.
— Ладно, разберемся, — ответствовал Григорий Иванович. — Как там у вас дела? Что видно?
— Да вроде бы пока все тихо. В крепости что-то горит, но не сильно. С той стороны слышна стрельба, но никаких передвижений не заметно.
— Смотрите повнимательней. Конец связи.
Через несколько минут к незадачливым пехотинцам подкатил уазик, из которого выскочили несколько наших бойцов. Объяснялись в основном жестами и матерными терминами, но пехотинцы все прекрасно поняли. Они лениво собрали свои манатки и, подгоняемые нашими ребятами, бренча плохо закрепленной амуницией, неуклюже перебежали чуть левее, на открытое пространство, где снова стали окапываться.
А танк остался стоять там, где стоял. Оказывается, его двигатель заглох и больше заводиться не хотел. Из люков вылезли медлительные, в замызганных черных комбинезонах и шлемофонах афганские танкисты и тут же присели на корточки в тени у гусениц танка. Ремонтировать своего «боевого коня» они, похоже, не собирались. Сломался — и хрен с ним!
Вот тут-то в дело вмешался наш Андрей. Небольшого росточка, цепкий, жилистый, с кривоватыми, как у кавалериста, ногами, он прекрасно разбирался в технике и мог заставить двигаться любой механический агрегат. Притормозив УАЗ, он вылез из-за руля и подошел к танкистам. О чем-то коротко спросил их. Те только разводили руками и скалили белые зубы.
Андрей легко запрыгнул на броню и исчез в люке. Затем вылез наружу уже с инструментальным ящиком, открыл заслонки моторного отсека, начал там копаться.
— Андрей! Ну что там? — крикнул я с балкона.
Он поднял голову, махнул рукой:
— Да ну их, на хрен! Руки из задницы растут, довели машину до ручки… Сейчас все сделаем… — и тут же заорал на танкистов: — Ну чего стали, дармоеды! Ну-ка, ты, дай ключ на двенадцать… и вот здесь подержи… да посильней, возьми вон плоскогубцы!
Удивительно, но афганец понял, что от него хотят, подал нужный ключ, взялся за плоскогубцы.
— Так… держи вот здесь, а я буду затягивать… — командовал Андрей, и работа спорилась.
Минут десять Андрюха зычным голосом руководил ремонтом, перемежая технические термины заковыристым матом. Потом он сел на место механика-водителя, погонял стартер, и двигатель, пахнув едким синим выхлопом дыма, взревел. Андрей высунулся из люка и показал афганцам рукой: вот, мол, как надо делать! Потом дал газку, лихо развернулся на одной гусенице, промчался с десяток метров и резко тормознул.
— Во, машина! — крикнул он мне, показывая большой палец. — При хорошем уходе еще сто лет бегать будет! — и, повернувшись к подходившим танкистам, незлобливо добавил: — У-у, дармоеды!
Те улыбались, кивали, жали Андрею руку.
— Да ладно, чего уж там… — размягченно говорил он. — Толку от вас, как от козла молока…
Танкисты были согласны, что толку от них мало. Андрей им явно нравился своей ухватистой манерой, веселым дружелюбием, незлобливостью и знанием техники, в которой афганцы явно ничего не смыслили.
Вообще-то и у танкистов, и у лениво наблюдавших за ремонтом пехотинцев был вид людей, которым глубоко на все наплевать.
Это обстоятельство внезапно вызвало у меня какое-то непонятное, тревожное предчувствие.
Если придется воевать по-серьезному, то толку от этих ребят действительно не будет никакого, подумал я тогда, и все придется делать самим…
Как потом выяснилось, я как в воду глядел: так оно и было…
В тот день нападения на посольство мы так и не дождались.
Помитинговав, мятежная бригада уселась на грузовики и на броню (которую смогли завести) и спустилась в город, чтобы «воевать» дворец Арк и свергать Тараки. На узких улочках в километре от крепости всю их бронетехнику пожгли НУРСами поднявшиеся с аэродрома боевые вертолеты (мне так думается, что экипажи в вертолетах сидели наши).
Некоторые мятежники разбежались, но большая часть возвратилась в крепость и попыталась занять круговую оборону. Однако, деморализованные потерями и лишенные единого командования, долго продержаться они не смогли. Уже к вечеру крепость Бала-Хисар была взята преданными Тараки элитными, хорошо вооруженными подразделениями Царандоя.
А все остальное было делом техники. Царандоевцы подогнали бульдозеры, вырыли несколько рвов. Оставшихся в живых после штурма мятежников, разоруженных и ободранных, поставили вдоль насыпи и покрошили из пулеметов. Бульдозеры заровняли землю — и следа не осталось. Просто и сердито.
Глава 18. К утру все было кончено…
К утру все было кончено, новых катаклизмов пока не намечалось. Наше афганское подкрепление снялось и уехало к себе в казармы.
Снялись с усиленного варианта службы и мы.
После завтрака (треть консервной банки с перловкой и микроскопическими вкраплениями мяса, две сухие галеты из сухого пайка и кружка чая с одним кусочком сахара — не хлебом единым жив человек!) меня вызвал к себе командир.
Григорий Иванович был чем-то озабочен и немногословен:
— Сейчас подъедет машина, отвезет тебя на виллу. Теперь будешь там. Поступаешь в распоряжение Долматова. Он скажет, что надо делать. Понял?
— Понял.
— Ну, тогда иди собирайся.
А что мне было собираться? Все имущество вмещалось в одном рюкзаке.
Вилла оказалась просторным двухэтажным каменным домом с большим подвалом. Веранда с бетонным козырьком, зеленая лужайка. Все обнесено двухметровым забором с колючей проволокой и вмазанными по верхней кромке в бетон острыми осколками битого стекла. Вдоль забора колючий кустарник и молодые плодовые деревца.
В тени веранды в плетеном кресле с автоматом на коленях сидел здоровенный, с обнаженным торсом Серега из Горького — Генерал Чернота.
— Привет, Серега! — приветливо поздоровался я и, не удержавшись, добавил, поглядывая на его бицепсы: — Ох и здоров же ты, старик!
— Здорово! — сказал улыбаясь Серега. Как-то он рассказывал мне, что раньше активно занимался греблей на байдарках, там и накачал такие плечи и руки. — Иди устраивайся на второй этаж в большой комнате. Там есть две пустые раскладушки. А потом зайди к Долматову…
— Как здесь? Нормально? — спросил я.
— Во! — Серега показал большой палец. — По крайней мере, лучше, чем в посольстве!
Я поднялся на второй этаж. В огромной комнате, видимо гостиной, мебели никакой не было, кроме раскладушек. Под каждой — рюкзак, сбоку на полу свернутый кольцом ремень с подсумками, гранатами, ножом и пистолетом. Поверх — автомат. До меня в этой комнате жили трое наших ребят, за стенкой — еще пятеро. В отдельной комнате поменьше расположились двое приехавших чуть позже нас преподавателей с КУОСа — Николай и Андрей.
На КУОСе Николай был куратором нашей учебной группы. Голова у него набита самыми разнообразными сведениями: тактико-технические данные американских ракет и другой боевой техники стран НАТО, рецепты изготовления взрывчатых веществ и зажигательных смесей, боевые уставы пехоты, номенклатура разметки топографических карт — всего не перечесть. Николай обладал прекрасной памятью, но… увы, был крайне несобран и болтлив. Он мог совершенно неожиданно для всех (а может быть, и для себя) в компании брякнуть такое, что вовсе не следовало бы говорить. Он давал направо и налево обещания, которые заведомо выполнить не мог, хотя за язык его никто не тянул. И наши ребята, и другие преподаватели КУОСа откровенно подсмеивались над ним. Хотя мне его иногда было жалко… Поговаривали, что он очень удачно женился: якобы на дочке какого-то генерала, который своей мохнатой лапой поддерживал его при восхождении по служебной лестнице. Правда это или нет — судить не берусь. А если и правда, то ничего в этом зазорного нет. Кто отказался бы от мохнатой лапы, если по-честному? Да, наверное, никто…