– Наверное, – согласился Андрей, продолжая думать о нем: «Гений общения. Никсон восхищался им и был буквально тронут его обаянием. Американская актриса после его поцелуя стала звездой в Америке. На встрече в Вене с Картером я его с тактом предупредил, что целовать этого президента не надо. Картер, хорошо знавший о старом русском обычае, наверное, с трепетом ждал этого момента, и когда увидел, что у генсека нет никакого желания выполнить этот обряд, то сам потянулся и напросился на поцелуй. Все аплодировали. Простая человеческая доброта была его силой, которая обезоруживала и заманивала политических противников в ловушку, и тогда вступало в действие его политическое чутье и хитрость, как метод дипломатии. Так он протащил газопровод «Дружба» в Западную Европу – американцы не успели глазом моргнуть. Так он заключил Хельсинское соглашение о мире и безопасности в Европе. Так он начал и продолжал борьбу за разрядку международной напряженности. Сегодня по мере того, как он старел, многие его политические проекты стали пробуксовывать, и это даже начало сказываться на экономике страны».
– Политика делает и мир, и войны, – тихо проговорил Брежнев, – а политику делают люди по своим интересам. Попробуй пойми, у кого какие интересы! С заседания Политбюро я вынес мрачные мысли, Андрей: такое ощущение, как будто Устинову не терпится поиграть в войну; «отец дипломатии» Громыко устал от дипломатии – ему все равно; а Андропов вел себя странно и что-то замышляет. И никто не думал о судьбе советских солдат, которых они решили бросить в огонь войны. Я хорошо знаю, что такое война. Война выхолащивает в человеке его суть, меняет его. Начало окажется прогулкой на ветру, потом, когда прольется первая кровь, кое-кто возьмется за голову. Ты можешь себе представить? Лучше плохой мир, чем хорошая война. Кто это сказал, тот прав. Андрей, ты почему молчишь?
– Я вас слушаю, Леонид Ильич.
– К власти рвутся, – продолжал Брежнев мыслить вслух, – от власти пьянеют, потом, когда от нее устают и не знают, что с ней делать, наступает кризис. Тупик – это плохо. У нас научились идти к власти, но не умеют уходить, как это делают в Англии, например. Только тогда у нас будет стабильность. Как думаешь, Андрей, что будет со страной, если к власти придет какой-нибудь безмозглый демагог? – сам же ответил: – Он же развалит страну. В Политбюро есть силы, которые хотят разделить людей по национальному признаку, – он замолк, через минуту зашевелился и подтянулся в кресле, поворачиваясь к помощнику: – Я тебе не рассказывал один курьезный случай на войне?
– Какой?
– Когда мы небольшим отрядом десантировались на берег в районе Новороссийска, нам удалось сходу взять одну стратегическую высоту. Но из-за опоздания основных сил к вечеру дня нам пришлось ее оставить. Всю ночь не спали: думали, как ее вернуть. Утром следующего дня ни свет, ни заря слышу, как на высоте застрочил автомат Шпагина. Там, откуда ни возьмись, в бой ввязался наш солдат-одиночка. Чтобы поддержать его, мы стихийно бросились к высоте. Оказалось, это был Кузьмич, старый солдат с пышными буденновскими усами с Урала. Я спросил: «В чем дело, Кузьмич?» Он смутился: «Не накажете, товарищ комиссар, за самоволку?» – «Конечно, нет, – я ответил. – Наоборот, представлю к награде». «Когда отходили, я там, в блиндаже, забыл пачку сигарет, – начал Кузьмич рассказывать, – и как подумал, что немцы закурят, нервы не выдержали, и пополз туда под покровом ночи. Я их нашел и смачно закурил и даже одного фрица угостил, – он уже начал брехать, я подумал. – Потом думаю: давай-ка, я останусь, а то утром повторно придется приползать сюда. Я занял удобную позицию и с рассветом я пальнул по ночлегу». Кругом все засмеялись, покуривая оставшиеся запасы Кузьмича. Вот такой случай был, – Брежнев смолк, и расслабившиеся в улыбке черты лица стали сгущаться. – Андрей, покурить бы одну сигарету.
– Вам нельзя курить, Леонид Ильич, – произнес Андрей, по достоинству оценив хитрый дипломатичный подход шефа перед просьбой.
– Все-таки этот Чазов не соответствует званию академика, – сказал генсек досадливым голосом. – Никакого толка от его методов лечения не вижу. Был единственный «друг» для приглушения нервов, и то запретил. Есть, наверное, какая польза от никотина, раз мозг просит. Да ладно, – он сосредоточился, – Андрей, меня мучает еще один вопрос. Скажи, тебе не кажется странным, что американцы, видя перемещения наших войск на Юге, молчат?