Последние слова я произнёс чуть погромче. Наконец-то появился дежурный по роте, который сразу же принялся вскрывать замки и печати на двери в ружпарк. Поэтому вокруг возникла привычная суматоха.
— Ладно, подойду! — пообещал мне Володя. — Но не сейчас, а чуток попозже!
Меня это в принципе устраивало. Раз солдат Агапеев пообещал что-то сделать, то он обязательно сдержит своё слово. И тут главным являлся лишь временной фактор… Чтобы Володя не протянул время до последнего.
Солдат Агапеев подошёл к своему высокопоставленному земляку в тот момент, когда старший лейтенант Веселков вышел из ружпарка с личным АКСом в руках. Наша разведгруппа уже начала выстраиваться во внутреннем дворике, и у Володи имелось несколько минут, чтобы переговорить с командиром по поводу моей просьбы. Я стоял в первой шеренге и отлично видел то, как «Усть-Каманцы» стояли чуть поодаль и обменивались короткими фразами. Суть их переговоров я, естественно, не слышал, но вполне догадывался… И вдруг меня как будто током шибануло… Старший лейтенант Веселков посмотрел на меня и обескуражено развёл руками… Дескать, ничего уж не поделаешь…
— Он уже отправил его! — сообщил мне Вова последние известия. — Ну, то есть уже положил в этот почтовый ящик.
— Понятно… — вздохнул я и сразу же перешёл к следующей фазе своих действий. — А когда почтальон забирает письма?
— Не знаю. — ответил Агапеич. — Тихо!
Ясное дело… Ведь его землячок, то есть старший лейтенант Веселков уже командовал своим боевым подразделением. Сначала прозвучали знакомые «Равняйсь! Смирно!», затем «Слушай Боевой Приказ». Ну, и так далее…
Пока командир группы доводил до нас содержание своего Боевого Приказа, я в мыслях обдумывал всё то, как же мне удастся перехватить это письмо. Можно поговорить с солдатом-почтальоном, который в определённый час вынимает из ящика все письма в Союз. Я бы сказал ему, что командиру нужно кое-что дописать в своём письме, вот он и послал меня за ним. Ну, а потом…
«Я сам подойду к Веселкову и постараюсь ему всё объяснить. — думал я, внимательно наблюдая за своим же военачальником. — Попрошу переписать это благодарственное письмо… Чтобы оно выглядело чуток поделикатнее… Самое главное — это убрать предложение о том, что я «успешно использую свои знания и опыт при выполнении боевых заданий…» Данная фраза самая ключевая. Именно на неё и обратят внимание в первую очередь.»
Тут прозвучала команда «Напра-ВО!» и «Шагом-МАРШ!». Я привычно вскинул на плечо свой пулемёт ПКМ и вместе со всеми потопал к аэродрому. Сейчас мы шли к своей военно-транспортной авиации, чтобы с её непосредственной помощью совершить двухчасовой облёт вражеской территории. А пока мы дойдём, пока» досыта облетаемся», пока притопаем обратно в роту и сдадим почищенное оружие… Словом, пройдёт уйма времени… Поэтому мои почтовые противодействия откладывались часика эдак на три… Если не на четыре…
Облёт проходил в обычном режиме. А я всё думал про это Благодарственное письмо, которое могло наделать немало шума в моём посёлочке Бустон… Особенно в нашей «средней школе № 1 им. М.Горького». Ведь именно в ней трудились две учительницы русского языка и литературы, которые имели самое прямое отношение к Демократической Республике Афганистан… Поскольку именно их сыновья…
Улановская Раиса Васильевна преподавала в классах с русской формой обучения. И когда-то давным-давно она учила ещё мою маму. Это было где-то в пятидесятые годы. А потом моя мама окончила педагогический институт и вернулась в свою же школу, чтобы обучать узбекских детей Великому и Могучему Русскому Языку. Ведь в нашей школе преподавание велось на двух языках. Так у нас были как русскоязычные классы, так и обучающиеся на узбекском языке. Но как бы то ни было, русский язык и литература преподавались и там, и тут.
И случилось так… Что Раиса Васильевна учила уже меня… Когда её единственного сына Максима призвали в армию… Он попал в Афганистан… Здесь он и погиб… Автоколонна с его КАМАЗом попала в духовскую засаду где-то на перевале Саланг… И военный водитель рядовой Улановский Максим Васильевич сначала вроде бы получил ранение… Однако…
«Но было бы гораздо лучше… Если б его убило сразу!.. Прости меня, Господи… За такие слова!»
Я никоим образом не хотел кощунствовать… Но сейчас мне уже были знакомы многие аспекты выполнения нашими солдатами благородного интернационального долга… И иногда высокий советский гуманизм шёл вразрез с жестокостью афганской войны… Когда даже бесчеловечный цинизм обретал некий здравый смысл.