А вот дневальные у второго выхода имели не только тот же самый перечень служебных обязанностей, но и дополнительные трудовые повинности. А именно: поддержание чистоты и порядка во внутреннем дворике первой роты, контроль за наличием воды и солярки в «полярисе»[12] и, самое главное, бдительнейшее наблюдение за целостностью пластилиновых оттисков печатей: дежурного по роте на двери ружпарка и старшины подразделения на входе в каптёрку. Ну, вот в принципе и всё…
Мы с Агапеичем прибыли к тыльному выходу. Володя «встал на тумбочку», то есть на небольшой деревянный квадрат семьдесят на семьдесят сантиметров, который и выполнял роль той самой «тумбочки дневального». Так началась наша внутренняя служба в составе наряда по первой роте.
Но сперва следовало принять наряд. Со старым дневальным я прошёлся по территории подразделения, проверяя чистоту и порядок. В темноте это было так нетрудно сделать… Ведь электрическое освещение имелось только над входом… Именно в том тусклом свете и «красовался» дневальный Агапеев. Но по истечению одного часа я заменил своего напарника на этом боевом «посту». Володя направился в столовую, великодушно пообещав мне «принести что-нибудь вкусненькое»… Ну, хотя бы кашки из той самой сечки…
— А то надоело одним хлебом питаться! — проворчал я вполголоса.
— Постараюсь, — отвечал Вова, отойдя уже метров на десять.
Солдат Агапеев сейчас спешил. Ведь сержант Сорокин уже подходил к столовой. А там уже вовсю трудился один наш дневальный, который таскал на столы бачки с кашей и чайники с вроде бы чаем. Дежурному же по роте полагалось самолично получить в хлеборезке лоток с буханками хлеба и тарелки с маслом да сахаром. Чтобы потом распределить все эти деликатесы по столам первой роты. Данный алгоритм мне уже был давным-давно знаком… Вот потому-то становилось неприятно… Ведь прапорщик Акименко до сих пор ещё не приехал…
Минут тридцать спустя я со своего поста наблюдал до боли знакомую картину: общая колонна первой роты под управлением сержанта Алиева подошла к столовой, остановилась и по команде двумя длинными вереницами справа-слева вошла в столовую. А через пяток минут наши солдаты стали выходить обратно… Первая рота, так сказать, уже поужинала…
— Строиться в общую колонну! — послышалась гортанная команда.
Это приказание, набившее голодную оскомину почти что уже всем… От одного звука громкого алиевского голоса, произносящего эти слова с характерным акцентом… От одного только вида нашего бравого «старшины»… От всего этого, как вместе взятых, так и по отдельности… Мой хронически пустой желудок начинала сводить голодная и долгая судорога.
Но именно таковыми были суровые реалии беспросветной молодосолдатской жизни… Нам досаждали не столько подлые и коварные душманы… А сколько свои… Большие командиры и малые начальнички… Безответственные руководители и прочие тыловые разгильдяи… Но самыми кровожадными и наиболее ненасытными являлись наши старослужащие «друзья-товарищи»… То есть, наши дембеля…
Моё голодное и тоскливое ожидание было вознаграждено появлением Бадодия Бадодиевича, который вернулся из столовой не с пустыми руками. Ему каким-то невообразимым чудом удалось раздобыть котелок картофельного пюре, фляжку чая, две банки «красной рыбы» и даже два жёлтеньких кружочка сливочного масла.
— Хлеб у меня за пазухой! — говорил солдат Агапеев, стоя за углом казармы. — Я в курилке зарубаю свою половину, а твою там же и оставлю.
Я не успел ему ответить, как Володя помчался дальше. Он и из столовой-то примчался короткими и стремительными перебежками, чтобы никто не заметил того, как молодой боец несёт из столовой какую-то еду. А оказавшись в спасительном полумраке нашего двора, где Вован спрятался от электрического света… Уж здесь-то риск должен быть самым минимальным… И поэтому мой напарник быстрым шагом направился в курилку…
Минут через пять-десять рядовой Агапеев заменил дневального Зарипова…
— Там!.. В самом углу! — сказал Вова вполголоса.
Я понимающе кивнул и без промедлений отправился в нашу курилку. Свой поистине царский ужин я обнаружил почти сразу. Под сплошным пологом масксети было темно, но зато тихо и безлюдно. Я быстро вскрыл резаком консервную банку «красной рыбы» и принялся есть. Килька в томатном соусе да картофельное пюре… Хоть и остывшее… Эта еда показалась мне верхом солдатского кулинарного искусства… Которое закончилось слишком рано… Но у меня ещё оставался тёплый чай… Правда, без сахара… Зато ведь с куском хлеба и порцайкой масла.