«Эх… Бля-а!.. Что за жизнь такая?!.. Молодая и солдатская…»
На правом фланге роты стоял сержант Алиев. Вид у него был самый что ни на есть победно-торжествующий. Дембель Ёжеленко тоже выглядел довольным-предовольным. А вот Цыгана нигде не было видно. Как и того самого Саши Кузьмина. Однако дед Ахмад находился в роте. Он о чём-то спросил Бахтиёра, стоявшего в своём четвёртом взводе. Когда рядовой Ахмедов проходил мимо моей группы, он понимающе посмотрел на меня и ободряюще кивнул мне головой. Как бы говоря мне, что всё пройдёт и станет нормально… Я легонечко усмехнулся и на секунду закрыл свои глаза. Давая понять то, что я… Скажем так, в норме.
Вскоре появился дембель Цыган, а затем и Александр Кузьмин. Он вёл себя как ни в чём не бывало. Может быть действительно… Эта буря пронеслась только над двумя молодыми бойцами. Что ж… Жизнь солдатская- это своеобразная лотерея. Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.
Уже прозвучала первая команда «Равняйсь!»… Наши две шеренги зашевелились и выравнялись по правофланговому. Но перед тем, как начать зачитывать Книгу Вечерней Поверки со списком личного состава, временно исполняющий обязанности старшины подразделения сержант Алиев отправился обходить строй роты. Чтобы самолично проверить наличие свежеподшитых белых подворотничков и начищенность солдатских сапог. Чтобы в случае чего сразу же наказать провинившегося… Причём, собственноручно… То есть заехать всё тем же кулаком…
А у меня-а-а… Не наблюдалось ни свежего подворотничка, ни начищенной обуви… Естественно, «старшина первой роты» тут же заметил этот мой непорядок. Поэтому… Когда Костя быстро принял в сторону, освобождая Алиеву пространство для удара… Я опять замер… Не глядя в глаза своего «старшего товарища»…
Отсчёт уже шёл на секунды… То, что я не смотрел прямо в алиевские глаза, это тоже являлось моей ошибкой… Но было уже слишком поздно… Вот Алиев быстро оглянулся влево-вправо… И поднял правую руку…
— Вурма вуны! — послышалось сбоку.
Это сказал дембель Абдулла. Он тоже был азербайджанцем и говорил Алиеву на его же языке… И это меня спасло от неминуемого удара в грудь… Снайпер Костя быстро встал на своё место… И сержант Алиев пошёл дальше. А я тихонечко перевёл дух…
«Пронесло…»
Но вот «строгий старшина» поравнялся с молодым солдатом Юлдашевым. У Бахи тоже не было беленького воротничка… И кирзовые сапоги его оказались заляпанными свежей грязью… Однако ж… Бахтиёр смотрел прямо в глаза Алиеву. Дерзко и бесстрашно… У меня внутри опять всё сжалось… Но сержант Алиев лишь усмехнулся и отправился дальше…
«И Бахе повезло. — подумал я с некоторым облегчением. — Видать… Этот Алиев уважает сильных духом… А я… Э-э-эх…»
Мне стало очень жаль… Ведь в моём радиоинституте имелась хорошая секция бокса. Где я вполне мог научиться хоть одному-единственному, но зато отточено-верному удару… Посредством которого можно было завалить кого угодно. Даже этого быка Алиева… Отлично поставленный удар правой — это ведь самое лучшее средство армейской самозащиты… Оно бы мне сейчас пригодилось более всего…
Но, увы… Моё юношеское увлечение боксом так и осталось на уровне лёгонького такого «спортсмена-любителя». О чём я сейчас сожалел очень сильно.
А вечерняя поверка уже шла полным ходом. Когда старшина-сержант Алиев произнёс мою фамилию, я опять напрягся и чётко ответил «Я!». После чего азер-чтец двинулся в сторону четвёртого взвода. А когда закончился список личного состава, то всей роте объявили десять минут на всякие там приготовления ко сну.
Я только этого и дожидался… Быстро разделся, аккуратно уложил форму на табурет, кое-как взобрался на свою верхнюю кровать и почти без промедлений занырнул под солдатское одеяло. «Ушибленные» места болели и не позволяли двигаться с былой ловкостью. И всё-таки я оказался в своей кроватке. Дальше меня ждал сладкий солдатский сон. Но спустя минуты две моё тело перевернулось на живот, после чего я накрыл подушкой свою многострадальную голову, очень предусмотрительно повёрнутую в сторону соседней кровати. Ведь в нашей казарме всё ещё горел свет и по центральному проходу могли пропутешествовать любознательные офицеры.
«Мало ли чего!.. — думал я с тяжёлым чувством горечи и досады. — Вот и день прошёл. Ну, и хрен с ним! Слишком уж долгий он был… И очень страшный… Не дай Бог такого никому!.. Не дай Бог!»