20 декабря 1980 г.
Была баня. Холодно, по палатке гуляет ветер. Вода еле теплая. А у меня, кажется, температура. Все это когда-нибудь еще отзовется.
Вышли в предбанник. Смотрю, сапоги не мои. Сорок пятый растоптанный. Догадался — «Старца Нектария». Только у него такие. Это капитан Козин. Очень добродушный парень. Любит сгущенку. Я иногда отдаю ему свою. А он на ужине делится маслом. Как-то, дурачась, «Старец Нектарий» ободрал свои капитанские погоны, оставив на просветах только по одной звездочке, и ходил смешил все палатки, представляясь: «В завершении военной карьеры». Дело было на праздник. Заглянул он и к начоперу. Однако тот не понял юмора. Ласково, «по-отцовски» обругал капитана, да от него другого ожидать и не следовало. Куда начоперу до простых человеческих порывов, во всем он видит подоплеку.
В лагере две «молодежные» палатки — на обоих его концах. Наша и та, где живут Мясников и K°. Когда Сашка берет у нас баян, «Старец Нектарий» начинает что есть силы топать по решетчатому настилу. Имитирует танцы. Посему его сорок пятый растоптанный знают все.
Оба смеялись. «Я в твои нырнул бы с головой, — говорю, — а ты что делал бы?» «Ничего, — отвечает, — и твои растоптал бы…»
21 декабря 1980 г.
В Кандагаре, в нашем батальоне, убито шесть и ранено двенадцать десантников. Попали в засаду.
Здесь столько смертей… Им уже перестаешь удивляться. И каждый думает: «Может, пронесет?..» Тот, кого находит пуля или мина, тоже, наверное, считал, что самый-самый и его никогда не убьют. Ведь не зря же столько было… У каждого своя особенная жизнь, и человеку противоестественно представить: все может кончиться внезапно и нелепо. Кто из нас думал раньше об Афгане? Страна как страна. Такая же далекая, как Гренландия или Острова Зеленого Мыса. До событий декабря прошлого года это название не говорило ни о чем. А теперь, поди ж ты, приходится умирать. И где? В Афганистане.
После обеда прибыл самолет. Батурин помчался на стоянку. Вернулся нескоро, помахивая пустой матерчатой сумкой. «А где же посылки? — удивились мы с Терентьевым. — Наверное, еще не разгрузили?» «На, это тебе», — протянул Валентин клочок оберточной бумаги с моей фамилией и именем. Отчество оборва-но. Сразу узнал почерк жены. Красивый, округлый, до боли знакомый. Старалась, выводила, обводила буквы, чтобы не стерлись и посылка нашла адресата. Посмотрел недоумевающе на Батурина. Наверное, в эти минуты глаза у меня поползли из орбит точно так же, как и у самого Батурина, когда тот удивляется.
«Это все, — сказал прапорщик, — раскурочили наши посылки. А вот моя, смотри…» — и протянул сумку.
На ней бирка: «Батурину Валентину Васильевичу, полевая почта 13879.» На дне круглая бляшка печенья и еще половинка. Больше ничего. А Терентьев, тот и следов не нашел.
Все возмущены. Начинаем разбираться. Говорят, потрошила таможня. Но зачем ей кусок колбасы или банка консервов? (С отпускником пришло письмо, где жена писала о том, что высылает к Новому году). Видно, дело нечисто. Выясняем: самолет пять дней стоял из-за нелетной погоды в Кокайдах. На борту его — отпускники, командировочные из различных частей. Таможня действительно проверяла посылки на наличие водки. У кого были одна-две бутылки, не трогали. А больше нам и не высылают. Неужели порядочная жена отправит ящик?
Пользуясь вынужденной остановкой, летевшие пировали каждый вечер. И как у них кусок в горле не застрял? Побывали дома, повидали семьи. И своих же, тех, кто и без того обделен?! Фронтовикам в годы войны на передовую присылали подарки — передать частицу тепла… А здесь даже письма разорваны. Сволочи. Разные люди, какие же разные…
22 декабря 1980 г.
Получил письмо от знакомой. Жалуется: муж и его родные поступили с ней по-подлому. Думает подавать на развод. И это в то время, когда дочке четвертый месяц. Не везет в жизни. Конечно, не красавица, но очень хороший человек. Мы были в свое время добрыми друзьями. Я ее часто поддерживал морально. Постарался сделать это и сейчас. Написал, что случившееся в ее жизни — не самое страшное. У нас здесь бывает и похуже. А коль супруг не смог защитить жену и ребенка, то какой же он мужчина?! И стоит ли за него в самом деле держаться?
В палатке все в унынии. Новый год встречать нечем. Даже картежники не собираются вместе. Каждый зализывает свои раны молча.