«Неужели я все это вижу своими глазами?—думал я. — Так трудно поверить, что все происходившее вокруг нас было реальностью, и мы сами стали тому свидетелями».
Мне не хотелось предаваться грустным мыслям, и я заставил себя задуматься о Пакистане и возможностях, которые приготовил для нас Бог. Вскоре наш пятидесятиминутный перелет подошел к концу, и самолет приземлился на взлетной полосе Пешавара — города, находящегося вблизи знаменитого Хайберского прохода.
После того, как наш багаж прошел таможенный досмотр, я взял такси, чтобы доехать до гостиницы. Я не стал ждать, пока таксист назовет цену, тем более, мне совсем не хотелось препираться с ним в конце пути. В таких случаях либо таксист оказывался чересчур нахальным, либо цена — очень высокой. Поэтому я заранее назвал свою цену, и мы без приключений доехали до гостиницы на улице Исламиа.
Гостиница «Джон» размещалась в стареньком трехэтажном строении, лучшие дни которого уже давно миновали. Однако это была недорогая гостиница, и в ней было все необходимое. Мы выбрали угловую комнату на верхнем этаже, потому что она была немного больше, чем остальные. Кроме того, оттуда можно было свободно выходить на крышу, где Джули развешивала белье на веревке, натянутой между двумя водонагревателями. Эти водонагреватели были еще одной причиной, по которой мы выбрали эту гостиницу — мы знали, что здесь всегда можно рассчитывать на горячую воду.
В нашей комнате было два небольших окна. Одно было завешено оранжевой шторой, в другом находился кондиционер, производивший невероятно много шума и совсем немного прохладного воздуха. Стены были выкрашены в кремовый цвет, а пол застлан изрядно потертым ковровым покрытием некогда зеленого цвета. Электрические провода, протянутые под ковром и по стенам, ответвлялись к розеткам и одинокой лампе в углу. К нашему удивлению, электрическая проводка выдерживала наш чайник, и при этом у нас не выбивало пробки. Две односпальные кровати были застелены чистыми простынями, твердыми подушками и армейскими одеялами. Осмотрев комнату, мы сразу же заметили, что все в ней порядком изношено.
Комнаты гостиницы располагались в виде прямоугольника, и двери каждой выходили в центральное фойе с застекленной крышей. Такое расположение полностью исключало необходимость будильника, потому что каждое утро в пять часов в фойе подавали чай. Разговоры официанток и шум тележек, дребезжащих по мраморному полу, поднимались, как дым от костра, и проникали в каждую комнату, не давая никому спать.
В ресторане на первом этаже подавали бесплатный завтрак для всех постояльцев. Нас хорошо кормили, и персонал гостиницы всегда был приветлив, поэтому, даже несмотря на некоторые недостатки, наше проживание в гостинице «Джон» было весьма приятным.
Прямо напротив нашей гостиницы стояли извозчики с тонга (лошадьми, запряженными в двухколесные повозки), готовые вмиг доставить кого угодно в любой конец города. Поторговавшись о цене, извозчик пришпоривал лошадь, и повозка уносилась прочь. И извозчик, и пассажир обычно были уверены, что выторговали хорошую цену, но извозчик, как правило, выгадывал больше.
Еще одним видом общественного транспорта были рикши, развозившие людей на трехколесных мотороллерах с низким навесом над головой. Мы с Джули прозвали их «МИГами на колесах». Безумные поездки на этом транспорте надолго запомнились мне набитыми в них шишками. В таких случаях я хлопал шофера по плечу и напоминал ему: «У меня всего одна голова. Пожалуйста, поосторожнее».
Приехав в Пешавар, мы и не подозревали, что гостиница «Джон» на следующие тринадцать месяцев станет нашим домом. Мы не могли получить постоянных виз на проживание в Пакистане, и поэтому нам пришлось совершить несколько поездок в Индию по туристическим визам, чтобы оставаться рядом с пуштунским народом — людьми, которых мы так полюбили.
Большинство дней, проведенных нами в Пакистане, были яркими и солнечными, и день, в который мы решили отправиться на границу с Афганистаном вместе с нашим другом Роджером Уайтом, не был исключением.
Роджер подъехал к гостинице на своем потрепанном джипе. Он выскочил из еще не успевшей остановиться машины. Перед нами стоял великан ростом метр девяносто. Когда мы обменялись приветственным рукопожатием, моя рука практически исчезла в руке Роджера. Широкоплечий англичанин во всех отношениях был большим человеком — это относилось и к его сердцу. Приятная улыбка Роджера и косые лучики морщинок вокруг глаз придавали его лицу особенно дружелюбное выражение.