Готовность Джемаля тесно сотрудничать с большевиками, его профессионализм, дипломатичность и ненависть к англичанам сразу же были по достоинству оценены советским руководством, которое в тот момент видело в панисламистском движении сильного, хотя и временного, союзника против Британской империи. 4 июля 1920 г. Л. Карахан отправил Я. Сурицу срочную радиотелеграмму: «На днях отправляем в Афганистан известного турецкого деятеля – бывшего морского министра, затем командовавшего Сирийской армией против англичан, Джемаль-пашу. Его сопровождает 10 отборных турецких офицеров. [...] Предполагаем комбинированные действия с турецким правительством Кемаль-паши. Из всего этого афганправительство (так в документе. – Ю.Т.) должно убедиться в нашей реальной помощи мусульманскому миру против англичан, чему нисколько не препятствуют переговоры Красина в Лондоне. Английская печать рассматривает персидские события как преддверие к пожару в Белуджистане, Индии. Соответственная диверсия афганцев могла бы дать толчок серьезному восстанию в Индии. Крайне важно выяснить, как смотрит на все эти события афганправительство»{1}. В Кабуле подобный сценарий развития событий был принят благосклонно.
Ослабление позиций Британской империи в странах Востока автоматически уменьшало давление этого грозного соседа на молодое независимое государство и тем самым повышало безопасность Афганистана. Кроме этого, вековая ненависть афганцев к англичанам, часто вопреки меркантильным интересам, всегда толкала их на различные враждебные комбинации против своих «кровников». В связи с этим Аманулла-хан согласился на приезд Джемаль-паши, который с его опытом и энергией мог значительно ускорить процесс модернизации не только афганской армии, но и всей государственной системы.
Готовность Джемаля сотрудничать с Москвой была продиктована стремлением с советской помощью поднять на вооруженную борьбу против Англии мусульман Туркестана, Афганистана и Индии. Будучи убежденным пантюркистом и панисламистом, он надеялся создать при содействии большевиков «свою армию туркестанских тюрок– повстанцев»{2}. Однако, прибыв 28 июля 1920 г. в Ташкент, он вынужден был признать нереальность реализации своих планов.
При первой же попытке привлечь ферганское басмачество к «походу на Индию» турецкий политик оказался между двух огней: туркестанские повстанцы отказались участвовать в предлагаемой авантюре, а советские власти Туркестана с большим подозрением отнеслись к контактам посланцев Джемаля с лидерами басмачей. Единственной реальной силой, на которую турецкий политик в тот момент мог рассчитывать в борьбе против Англии, оставался Афганистан и приграничные пуштунские племена Британской Индии.
В 1920 г. интересы Советской России и турецких националистов в Кабуле временно совпали: все были заинтересованы в ослаблении Великобритании и превращении Афганистана в плацдарм для боевых действий против Индии. Ради этой цели Джемаль-паша был готов идти на самые решительные меры, считаясь лишь с реальной военной обстановкой в Туркестане, а не с идеологическими установками панисламизма. Так, турок прямо заявил командующему Туркфронтом М. Фрунзе: «С Бухарой или надо кончить решительным ударом, или уступить ей по всей линии, но так или иначе необходимо в полной мере обеспечить ее за собой»{3}. Джемаль прекрасно понимал, какой вариант выберут большевики, но готов был пожертвовать эмиратом, чтобы обеспечить свободный проход караванов с оружием в Афганистан и дальнейшую доставку пуштунским племенам. Он в качестве запасного варианта планировал возможность поставлять вооружение и через Восточную Бухару в Индию все тем же горцам на индо-афганской границе. В Центральной Азии начался новый этап «Большой игры», в которой Джемаль-паше было суждено стать одной из ключевых фигур в традиционном противоборстве России и Англии в Центральной Азии.
В октябре 1920 г. Джемаль-паша в сопровождении турецких офицеров прибыл в Кабул, где его вышло встречать все население столицы. В его честь был устроен военный парад кабульского гарнизона и произведен артиллерийский салют. Вместе с афганской знатью «Льва Ислама» радостно приветствовало высшее мусульманское духовенство{4}. Согласно директивам из Москвы сотрудники советского посольства также были среди встречающих турецкого гостя, а затем стали частью его свиты. Всем было ясно, что появление в Афганистане столь почитаемого афганцами заклятого врага Британской империи не сулило ничего хорошего для колониальных властей в Индии.
Английская пресса уделяла большое внимание приезду турецкого лидера в Кабул. Едва его караван пересек границу Афганистана, как газета «Пионер» напечатала по этому поводу статью, в которой указывалось: «Его (Джемаля. – Ю.Т.) путешествие в Афганистан, очевидно, было намечено большевиками, чтобы добавить в Афганистане последний штрих к блестящим победам Советов на всех внешних и внутренних фронтах. Ожидается, что ко времени прибытия Джемаль-паши в Кабул Красная Армия закончит покорение Польши, разгромит Врангеля и, установив контакт с Германией на Западе... соединится с силами Мустафы Кемаль-паши через Кавказ, займет Север Персии и, изолировав Бухару, сможет оказать необходимое давление на Афганистан. В таких условиях приезд в Кабул широко известного министра Оттоманской (Османской. – Ю.Т.) империи мог бы оказаться последним толчком и заставить афганское правительство присоединиться к грандиозной антибританской кампании»{5}.
Прибытие известного в исламском мире политического и военного деятеля было с радостью встречено эмиром Амануллой-ханом, который сразу же назначил его своим советником. В ноябре 1920 г. Джемаль-паша ознакомил афганского монарха со своим планом борьбы против Англии. В течение нескольких дней в Кабуле в условиях строгой секретности Амануллой и турецким политиком обсуждались мероприятия на случай новой войны с Великобританией. Первое сообщение о результатах этих переговоров посол Суриц отправил в НКИД под грифом «Абсолютно секретно. Вне всякой очереди. Расшифровать под личным наблюдением адресата». В этой шифровке содержалась долгожданная для Кремля информация Джемаль-паши о «возможности осуществить все планы, намеченные в Москве»{6}. Турецкому политику удалось получить согласие афганской стороны на его руководство обороной афгано-индийской границы. Ему также предоставлялось право поддерживать с приграничными пуштунскими племенами, боровшимися в тот момент против британских войск, прямые контакты. Для организации военной работы среди этих племен Аманулла-хан согласился с предложением Джемаль-паши создать в Афганистане «особую конспиративную комиссию», в которую под видом турецкого офицера эмир даже разрешил включить и советского представителя{7}. Все это свидетельствовало, что к военному министру бывшей Османской империи в Кабуле относились с большим доверием.
Одним из таких знаков доверия Амануллы-хана к Джемалю стало разрешение турку создать в афганской столице «ударную» бригаду. Имея достаточно большой штаб из турецких офицеров, знакомых с местными языками, и деньги, московский эмиссар смог сразу же начать обучение трех батальонов пехоты и одного эскадрона. В эти части охотно принимались воины приграничных племен. К февралю 1921 г. численность «ударных» частей Джемаля достигла 3 тыс. человек. Офицерский состав большей частью состоял из турок, жалованье которым выплачивалось из личного фонда турецкого лидера. На содержание новых воинских подразделений ежемесячно расходовалось 20 тыс. рупий советских средств{8}. Я. Суриц считал эти траты вполне оправданными, так как, по его словам, «образцовые посты полков» служили «мостом, который значительно облегчит наше проникновение и в остальные части афганской армии»{9}.