Прилетели в Минск рано утром, высыпали на бетонку сонные и ленивые. С удобных кресел поднять-то подняли, а разбудить забыли. Пока стояли на бетонке и заразительно зевали, рискуя вывихнуть челюсти, 918-й усвистел дальше по маршруту — в соц. лагерь с почтой для советских войск Западной группы войск (ЗГВ).
Покрутив головами в разные стороны и сориентировавшись в пространстве аэродрома Минск-1, двинули на АРЗ. Вскоре показались очертания знакомого самолета — 30-ка! Стоит родимая. Сейчас, сейчас, дружище, потерпи, скоро домой…
По мере приближения к самолету, неожиданно стала усиливаться необъяснимая нервозность?! Опаньки, с чего бы это? Предчувствие?! С какого перепугу?
А 930-й, честно говоря, как-то сразу не понравился! Не знаю чем именно?! Не могу сказать «почему»?! Просто, не понравился и все тут! Хотя вроде обычный стандартный АН-72?! А вот что-то с ним «не так», хоть тресни?! …но что?! Стоит как-то «не совсем так»! Крылья висят как-то …ммммм…. устало, что ли?! Нет задора во внешнем виде. Готовности к полету не видно. Скукожился весь, словно старикан немощный?! Хотя, какой еще старикан, когда самолету три годика всего — юноша бодрый по авиационным меркам! Тьфу-тьфу, через левое плечо, нах все предчувствия… Все будет нормально и никак иначе!
Командир экипажа подполковник Витя Якимов сдал предписание на получение борта, потрепался с руководством АЗР и без долгих бюрократических проволочек нам отдали наш самолет.
Вскрыли борт, стали «обживаться», бросили сумки в салоне, прошли в кабину. Подошло ТЗ-12, качает топливо. Бортмеханик Юрка снял заглушки с двигателей, бортинженер Лешка пошел вокруг самолета на внешний осмотр. Сидя в кабине, включили электропитание, готовим самолет к полету, проверяем исправность всех систем, штурман гоняет БЦВМ, устанавливая поворотные точки маршрута… все как обычно — рутина.
Командир Витя, задорно прищурившись, выдвинул рационализаторское предложение, подкупающее своей заманчивостью.
— Контрольный облет проводить не будем. Сделаем пару кругов над Минском и на базу. Раньше разделаемся с формальностями, раньше домой вернемся. Идет?!
— Идет…
Заняли свои места, бортинженер Леха Макейкин запустил ВСУ (вспомогательную силовую установку). Запустил с трудом — раза с четвертого и то после «холодной прокрутки», т. к. аккумуляторы были, мягко говоря, разряжены?! Опаньки!?! Непорядок. Пришлось цеплять к наземному источнику питания — АПА на базе ЗиЛ-131, т. к. аккумуляторы просто «падали», не принимая нагрузку бортовой сети. Хреново конечно, но подзарядятся в полете, …наверное… если банки не совсем сухие?! …а дома родные АОшники посмотрят и обслужат в случае чего… И давление кислорода в баллонах в два раза меньше нормы?! Твою мать! Вот ведь бардак на АЗР! Месяц назад отдавали абсолютно исправный и работоспособный борт, а получаем… конструктор! Правильно мудрые старики говорят: «Не трогай технику и она тебя не подведет!»
Запустили движки, порулили на «исполнительный». По пути читаем «молитву» (специальная череда команд и отзывов о подготовке самолета и его систем к вылету, которая пишется на бортовой магнитофон, чтобы в случае …тьфу-тьфу, была зацепка у тех, кто будет разбираться в причинах катастрофы… не будем о грустном). Короче, типа: «То включил?!», отзыв: «Включил!», "И это включил?" отзыв: "Естественно ключил", "И ту хрень включил?", "А как же?!" «Топливо?» — «Девять тонн». «Фары?!» — «Выпущены, режим рулежный!» «Закрылки?» — «20-ть!» и т. д. и т. п.
Встали на ВПП, греем двигатели по специальной программе, попутно используем маленькие хитрости, не предусмотренные ТУЭ (техническими условиями эксплуатации), но значительно сокращающие время подготовки борта к взлету. Нарушение? Да как сказать?! Несущественное и на безопасность не влияющее…
Все пробубнили, движки прогрелись, КДП-«вышка» дала «добро на взлет», закрылки выпустили, РУДы на «максимал». 30-й утробно взревел, аки дикий зверь и чуть присев на нос, прижимаясь к бетонке, начал разбег…
Азартно вибрируя, самолет бодренько ускорялся, стрелка указателя скорости приблизилась к отметке, когда надо было понемногу поднимать носовую стойку шасси (штурман, отслеживающий показания прибора уже заблаговременно проинформировал командира), как вдруг в самый ответственный момент разбега «обозначила свое присутствие» долбанная Рита (РИ — речевой информатор), которая равнодушно-женским голосом начала «радовать» экипаж всевозможными гадкими неприятностями, которые посыпались на наши головы, словно бусинки из ожерелья с разорванной ниткой…
— Пожар левого двигателя! Отказ демпфера рыскания! Опасная вибрация левого двигателя! Стружка в масле левого двигателя!
Твою мать… На информационном табло «Газета» загорелась куча желтых и красных табло, информируя нас о приближении «жоППы» (именно с двумя «П», причем заглавными, тоесть, ПП — полный 3,14здец!!!). Что может быть хуже, чем отказ двигателя в момент взлета?! (см. «Строго по списку или человеческий фактор»)
Самолет резко дернуло в сторону, и неведомая сила попыталась стащить его с полосы. Бортинженер Лешка Макейкин инстинктивно потянулся к крану аварийной остановки левого двигателя (строго по инструкции, чтобы остановить двигатель и включить систему пожаротушения), но командир корабля подполковник Якимов, вцепившись в штурвал аж до побелевших пальцев, грозно рыкнул.
— Леха, не смей! Экипаж, взлетаем… выбора нет, парни! Отрыв! Систему пожаротушения не включать!!! …утопим двигатель, а мне нужна тяга… Любая!!!
Витя потянул штурвал на себя, и мы… оказались в воздухе! В принципе, командир был абсолютно прав, т. к. «точка принятия решения» осталась уже далеко за спиной и прекращать взлет было смертельно опасно, т. к. ВПП стремительно заканчивалась, а вылетать на полной скорости с бетонки в песчаный карман, а потом и в лесополосу, дабы на себе удостовериться, что крепче — самолет или деревья, как-то не радовало… Хочу — не хочу, а взлетать было НАДО!!! Иначе, в районе Минска появилась бы новая незапланированная просека!
АН-72 тяжело оторвавшись от бетонки начал активно вилять хвостом, как преданная собака при встрече любимого хозяина (демпфер рыскания не работал) и при малейшем движении рулями, машину хаотично бросало как невесомую щепочку в бушующем море.
Движки «Аннушки» молотили на «взлетном» режиме (положено очень ограниченное время, иначе перегрев и … все что угодно, вплоть до механического разрушения турбины!) А это — летящие во все стороны титановые лопатки компрессора, которые прошьют дюралюминиевый фюзеляж самолета, как раскаленный нож кусок сливочного масла. Ан-72 с кошмарным креном, едва не чиркнув кончиком крыла по ВПП, надрывно пошел в набор высоты. Тяга левого двигателя самопроизвольно падала, а глушить его — смертный приговор самим себе, ибо без тяги нет скорости! Нет скорости, нет высоты! Нет высоты — смерть и полный рот земли! Мде… Не надо! Ма-ма, мамочка…
А «Рита» разошлась не на шутку. Она выстреливала поток негативной информации, абсолютно не заботясь, о том, какие мерзопакостные новости вливает нам в уши.
— Опасная вибрация… Перегрев… Предельная высота… Критический угол атаки! ПОЖАР!!!
В кабину экипажа через систему СКВ (система кондиционирования воздуха) начал поступать густой молочный дым и почти мгновенно не стало видно даже показаний приборов, находящихся на расстоянии вытянутой руки, не говоря уже о том, что творилось за лобовым стеклом… Мы неожиданно «ослепли» и неслись в воздухе в полном неведении о нашей скорости, высоте, положении самолета в пространстве, о местонахождении земли и вообще…
Командир корабля, оказавшись в такой «раковом» положении, сохранил способность адекватно мыслить и принимать логические решения. А как иначе — все ситуации отработаны до автоматизма (честь и хвала системе подготовки личного состава в ВВС). Витя делал все возможное, чтобы удержать машину под контролем.