— Что за черточки такие? — спросил у капитана-танкиста, с которым глядели в один иллюминатор.
— Дувалы, — коротко ответил он.
Дувалы так дувалы. Разберемся при случае. Показалось плоское селение, потом еще одно и еще, а все пространство между ними было расчерчено этими трещинами. Стало ясно: так выглядят с высоты огороженные крестьянские наделы. Позже узнал, что ограды защищают посевы и саму землю от жестокого, разрушительного ветра пустынь. Имя его знают, наверное, многие: афганец.
Потом впереди по курсу заклубились облака — ослепительно белые и бесконечные. Не сразу сообразил, что открылись горы: северные отроги Гиндукуша. Они великолепны, особенно тот огромный район, над которым летели с четверть часа: геометрически правильные гигантские пирамиды, грани залиты солнцем, снег на склонах дымно мерцает разноцветными искрами. Пейзаж почти инопланетный. (Теперь я хотя бы знаю название: мы пролетали тогда над центральным нагорьем Афганистана, горной страной Хазараджат; впрочем, во многих источниках пишут «Хазареджат», разнобой в написании географических названий, имен, всяческих терминов — едва ли не самое характерное для литературы об Афганистане).
Но одновременно думалось о том, как трудно в этой местности передвигаться на колесах и гусеницах, разбивать и обеспечивать всем необходимым палаточные лагеря, вообще жить и нести воинскую службу. Второе чувство пересилило, и я перестал умиляться горным пейзажем.
Промежуточную — перед Кабулом — посадку в Афганистане совершили на военный аэродром. Двое попутчиков вышли, остальные спустились по лесенке на землю — перекурить. Аэродром располагался в долине, и взлетевшая вскоре пара афганских истребителей набирала высоту с незамедлительным разворотом. Издали казалось, что самолеты начали разворачиваться, еще не оторвавшись от полосы, чего, конечно, никак быть не могло, но тем более зрелище впечатляло.
К стоянке быстро подъехал крытый брезентом ГАЗ-66, забрал почту и умчался восвояси по глубокой снежной колее.
Успел познакомиться и поговорить с одним из офицеров, встречавших самолет, — майором Николаем Ивановичем Мамыкиным. Спросив что-то у командира корабля (вероятно, насчет возможных посылок), майор отошел в сторонку и, сунув руки в карманы потертой кожаной куртки, снисходительно поглядывал на суету возле самолета. Николаю Ивановичу с виду лет тридцать пять. Лицо обветренное, худощав, невысок. Рассказал, что ночью и утром валил снег, взлетно-посадочную полосу расчистили всего за полчаса до нашего приземления.
— Если бы не почта, до ночи бы не управились. Без писем ребятам трудно.
Договорились встретиться через несколько дней, а с ходу откровенного разговора не получилось. Право на серьезный тон «бледнолицему» заезжему офицеру здесь надо еще заслужить.
Снова взлет, путь над горами…
Через много месяцев, осенью 1981 года, я повторю этот маршрут, однако настроение перед полетом да и сам полет будут уже другими. Разницу в двух словах не сформулируешь, а она важна для понимания событий, поэтому, забегая вперед, коротко опишу второй полет: читатели могут сравнить.
В просторном салоне реактивного Ил-76 тускло светят потолочные лампы в приплюснутых, молочного цвета плафонах. Только что закрылись в корме грузовые створки, а многие попутчики, тесно сидящие на узких и длинных, во весь салон, скамьях, начали дремать.
Вот откинулся на стеганую обшивку борта, прикрыл глаза плечистый, кудрявый сержант-десантник в голубом, сдвинутом на затылок берете. Поблескивают на его груди значки: красно-белый — гвардейский, голубоватый — классного специалиста, пестрый — военно-спортивного комплекса, сине-белый — парашютиста с цифрой 50 на подвеске, знак «Отличник Советской Армии». Чуть поодаль дремлет авиатор в коричневой кожанке с косыми молниями на карманах. Рядом сидит черноусый майор-общевойсковик, читает журнал «Искатель», зажав в уголке рта незажженную резную трубку с красноглазым чертом без черепа. Даже не дремлют, а крепко заснули два совсем юных лейтенанта, один опустил голову на упертые в колени руки, другой привалился ему на плечо.
У меня тоже хорошие соседи: вертолетчик капитан Валентин Швыдкий и связист старший лейтенант Анатолий Бачурин. Анатолий возвращается из отпуска, переполнен впечатлениями, не спит и нам не дает, рассказывает: