Все вдруг смолкло. Сергей медленно встал, зачем-то отряхнул с шинели налипший щебень, снял и ощупал каску, пошел к валуну, перед которым упал Зия. На полпути обогнали солдаты, четверо подняли и понесли комбата в тыл, остальные побежали за валун к пулеметам. Там остывали над сошками задранные стволы, стелились по камням полы окровавленных душманских халатов, лежали иссеченные осколками тела — Зия успел отомстить за жену и сына. «Я искал, один искал…»
В лагере, куда вернулся через час афганский батальон, Сергей увидел вертолет, в который загружали носилки. Погрузка заканчивалась, летчики махали руками, показывая, что мест в грузовом отсеке уже нет. Двое последних носилок горбились на броне подогнанной боевой машины пехоты, вокруг которой безмолвно стояли люди. Сергей показал здоровой рукой, что хочет туда, и его повели к машине.
На броне лежали Зия с сыном. Сын казался совсем мальчиком, случайно уснувшим, выбившись из сил в первый день утомительной службы, потому и слиплись на лбу густые черные волосы, только вот не пот слепил их, а кровь… Капитан лежал чуть повернувшись к сыну, даже брезент не мог скрыть последнего напряжения оцепеневшего тела. Одолевая боль от раны, Сергей наклонился к Зие, ткнулся губами в его ледяной лоб — прощаясь, благодаря…
6. Почта полевая
Не так скоро, как собирался, но все же лечу на попутном вертолете в хозяйство, где служит мой первый афганский знакомый — майор Николай Иванович Мамыкин. Над аэродромом — низкие опасные облака. Вертолетчики прошмыгнули, но самолеты, в том числе почтовик из Союза, летят транзитом, мимо.
Поселился на этот раз не в палатке, а в приаэродромном бункере, в сырой комнатке с глухими бетонными стенами и дверью, выходящей на импровизированный асфальтовый плац. По плацу с утра до вечера маршируют в куртках и комбинезонах, строем и поодиночке неправдоподобно высокие, словно в удлиненном кадре телевизора, люди — наши воздушные десантники. Мамыкин, естественно, тоже десантник, замполит подразделения.
Вечером ездили с ним к афганским зенитчикам, к ужину вернуться не успели, пошли по расположению искать тыловика — уж он-то в любое время накормит. Если не считать отвоеванного у аэродромщиков бункера, все прочее в лагере напоминало другие палаточные гарнизоны. Разве что не татакал движок (снабжение энергией здесь централизованное), и среди этой непривычной тишины особенно громкой показалась донесшаяся вдруг разноголосица баянов. Было время вечерней прогулки, роты вышли каждая со своей музыкой.
— Архаровцы, Змеи Горынычи! — патетически воскликнул Мамыкин. — В Союзе от баяна, как от черта, открещивались, хотя он и положен по довольствию. А здесь под него чуть ли не строевой подготовкой занимаются!
Но интонация замполита была горделивой: играли и пели солдаты очень прилично, разве что репертуар был не совсем воздушно-десантный.
Майора Вячеслава Жукова встретили на переходе от аккумуляторной к временному складу имущества. Но уже стемнело, и разглядел я его только в бункере: одного примерно возраста с Мамыкиным — чуток за тридцать, слегка ссутулившийся от усталости и недосыпания, русый, голубоглазый. Жуков сел на кровать, снял фуражку, стало видно, что глаза воспалены от бессонницы.
— Ужином обеспечу, но сначала приглашаю в баню. Вечером для соседей раскочегарил, еще, кажется, не остыла.
Нам исключительно повезло: вода в Афганистане очень ценится и расходуется экономно, поэтому походные палаточные бани работают не сутками, а минутами.
Под крышей двухсекционной палатки висел густой пар, сквозь который нельзя было увидеть даже пальцы собственной вытянутой руки. Еле видимыми струйками сочилась из душа вода — теплая, горячая! Голые авиаторы (те самые соседи) проклинали погоду и возносили хвалу Жукову.
И было за что его превозносить. Если и ходишь не по асфальту, и ездишь не в метро, и твое рабочее место — не столик в конторе, даже не цех большого завода, а горные склоны, глинистые долины, окопы сторожевого охранения, тесные танковые башни и десантные отделения боевых машин пехоты, — тогда каждой клеткой кожи ощущаешь, как это прекрасно: пар, мыло, вода…
Потом до трех часов ночи ужинали, разговаривали и даже пели. Собралось человек пять, среди них капитан Владимир Манюта — парень под метр девяносто ростом, за восемьдесят килограммов весом, недавний командир роты, а сейчас заместитель командира батальона. Днем, когда мы с ним хотели проскочить на уазике к дальним постам и Мамыкин собрался послать с нами охрану, Владимир широким жестом остановил его: «Послушайте, автомат плюс мое личное присутствие — это с избытком». Родившуюся в прошлом году дочку назвал Викторией. Знакомясь, представился: «Капитан Владимир Манюта. Десантник». Своих солдат называет богатырями: за глаза — с горделивой серьезностью, в глаза — не без доли иронии: «Богатырь Дубков, перестаньте чесаться. Какой-то вы сегодня расхристанный… Моя помощь нужна?»