Дробится в кабине рассеченной лопастями солнце, стелется внизу однообразное серое море холмов, тень вертолета ныряет в темные глубокие распадки, перескакивает с вершины на вершину, снова ныряет. Сигнальный оранжевый дым увидели со второго захода, посадочная площадка была крохотной, но на удивление ровной. Прокудин резко повел машину вниз — в облако взметнувшейся под лопастями пыли, смешанной с дымом. Едва я успел выпрыгнуть из дверцы на землю, вертолет рванулся вперед, пронесся над самым гребнем холма, круто пошел вверх.
Медленно развеялась пыль, и открылись взгляду люди, к которым спешил. Вертолетным вихрем унесло пару вещмешков, хозяева обескураженно погнались за ними, остальные посмеивались — нечего рты разевать.
Занятнова узнал не сразу. Да и других солдат и офицеров, с которыми встречался внизу, узнать было мудрено: пропыленные, осунувшиеся, и одежда явно не парадная. Кто бывал в горах, знает, что это такое — идти напролом через гребни, ущелья, россыпи гигантских камней. Зияли свежими дырами маскировочные халаты, пропылились до белизны хлопчатобумажные полевые куртки, кое у кого не выдержала горная обувь — разинули рты ботинки.
Вчера батальон буквально штурмовал высокую острую гору, называемую между своими Зуб, подъем был труден, за него дома можно было бы получить разряд по альпинизму, но здесь не до разрядов. Утром пошли, а точнее, побежали, местами даже заскользили вниз: начался обратный путь к лагерю, он в Афганистане всегда хуже прямого — сказывается усталость, люди могут ослабить внимание.
Но пока — привал, воспоминания, шутки. Вспоминают, как ночевали на вершине Зуба, где во флягах замерзала вода и не было ни щепки для костра. Спали там вповалку, прижимаясь друг к другу, и все равно мерзли, вставали, ходили. «Только уснул, вдруг тяжесть какая-то: это вы, товарищ майор, мне на голову наступили. Вскакиваю, смотрю — сам на чьей-то голове стою…»
— Приготовиться к движению, — отсмеявшись, командует майор Валерий Нестеров. — Замыкающей — рота старшего лейтенанта Богданова.
— Вот отличная команда, — довольным голосом говорит высокий краснолицый сержант, расправляя на плечах лямки тяжелой рации.
Рота Богданова — это разведчики, сейчас с ними идет и Занятнов. Спрашиваю разрешения, пристраиваюсь. Движемся цепочкой, в затылок друг другу, другие цепочки уже пылят далеко впереди. Наш маленький строй открывает командир приданного инженерно-саперного взвода лейтенант Геннадий Мундуть; в Афганистан он попал сразу после военного училища, которое окончил с отличием, доволен, что работы по специальности более чем хватает, так что за квалификацию можно не опасаться, а остальное его по молодости лет не тревожит. На привалах и в пути Геннадий любит бормотать одну и ту же фразу, которая, видимо, его умиляет и придает сил: «Сплав науки и отваги — инженерные войска».
Замыкают ротную цепочку два старших сержанта: тот, что несет рацию, — Николай Михнов и его друг — смуглый, тонкий Юрий Никитин.
Многое удивляет приезжего человека в Афганистане. Экзотическая природа, бедолажная жизнь горцев и кочевников, пыль, которая порой без единого дуновения ветерка сама собой поднимается и висит в воздухе, древние, разрушенные еще Чингиз-ханом крепости, гигантские каменные будды Бамиана, мечети Герата и Мазари-Шарифа… Но всего памятнее для меня, военного журналиста, стало открытие характеров моих сверстников — советских воинов. Им выпали тяжелые испытания, и эти испытания оказались по плечу нашим ребятам.
Помню, как счастливо жаловался дней за пять до этих гор, в другом районе Афганистана, замполит разведподразделения Борис Лукашенко: «Проблема — оставить суточный наряд в лагере, когда в горы идем. Других, мол, берете, а мне отсиживаться?» После разговора с Лукашенко я расспросил одного такого строптивца — рядового Николая Оношу. Смутился, ответил уклончиво: «Так ведь скучно без ребят оставаться в лагере». Высоких слов действительно в Афганистане из наших не произносит никто — ни солдаты, ни офицеры. Выполняют долг, не отвлеченный какой-нибудь, а конкретный: перед страной, перед всей армией, перед друзьями-одно-полчанами.
…Вверх-вниз, с гребня во впадину и снова на гребень — так час за часом, километр за километром идет батальон. К полудню поднялись на очередную вершину, привал. Михнов и Никитин уселись рядышком и сразу заспорили: деревцо, под которым сидят, это боярышник или дулана? Не особо прислушиваясь к доводам, пытаюсь понять, чем же так похожи эти ребята? Михнов на год младше, необщительнее, любит шутливую, «южную» интонацию. Кто-то неподалеку швырнул на землю вещмешок, Михнов скосил глаза: «Миш, дорогой, пыли и без тебя много». Родился и вырос в Симферополе, окончил профессионально-техническое училище, слесарь-монтажник. Никитин скупее на слова, свое мнение отстаивает сдержанно: если, мол, дулана, то объясни, чем она по науке должна отличаться от боярышника? На долгую паузу друга улыбается, впрочем, без видимого торжества. Призывался из Казахстана, тоже выпускник ПТУ, сын директора промкомбината. А похожи оба сержанта заметной уверенностью в себе, особой выправкой умелых и видавших виды солдат.