<p>
А Улька, хоть и воспитывалась одной мамой, росла совсем не маменькиной дочкой. Хрупкость и невысокий рост могли обмануть и обманывали многих. Но уличная шпана усвоила четко: с маленькой Улькой лучше не связываться. Щуплая и подвижная девчонка могла не только постоять за себя, но и часто выручала от поползновений городской босвы и своих школьных подружек, и соседских малышей. Заводилы самых отчаянных мальчишеских компаний уважительно называли Ульку Сорокину Гюльчатай и не рисковали не то, что выяснять отношения с ней, но часто даже старались брать ее под свою защиту. Хотя, откровенно говоря, их защита была ей не особенно нужна.</p>
<p>
Энергия всегда била из Ульки ключом. Она успевала одновременно делать множество дел: учиться в школе исключительно на одни пятерки, брать уроки музыки у бывшей солистки областного театра Климентины Станиславовны, носиться по околицам городка на стареньком скрипучем велосипеде. Наверное, если бы не этот велосипед, верно служивший двум или даже трем поколениям семьи Сорокиных, неизвестно, как бы сложилась дальнейшая жизнь и Прасковьи Дмитриевны, и самой Ульки.</p>
<p>
Летом семьдесят седьмого года, когда Ульяне едва исполнилось двенадцать лет, этого чертенка в короткой юбчонке угораздило поспорить с соседским мальчишкой Колькой. Колька, пренебрежительно сплевывая сквозь зубы, посмел нагло утверждать, что Ульяна на своем "драндулете" и за час не доберется до железнодорожной станции. Улька, сразу вспыхнув как спичка, тут же на рубль с полтиной поспорила, что всего за час домчится на своем фамильном велосипеде до находившегося в пятнадцати километрах вокзала, купит там в киоске журнал "Пионер" и вернется обратно. В ответ Колька имел неосторожность рассмеяться ей в лицо. Улька, бешено блеснув небесно-голубыми глазами, тут же взлетела в седло своего верного двухколесного коня и пулей рванула по шоссе в сторону станции.</p>
<p>
От околицы Отрожска до самой железнодорожной станции была давным-давно проложена достаточно приличная по российским меркам асфальтированная дорога. Улька без труда выиграла бы пари и получила свой заслуженный рубль с полтиной, если бы просто поехала по обочине трассы. Но не такова была маленькая Гюльчатай, чтобы польститься на обычные ходы и стандартные решения! У Кольки нужно было не просто выиграть пари, а выиграть триумфально, чтобы полностью, раз и навсегда, обеспечить свой моральный перевес и авторитет. И Улька, едва вылетев верхом на своем велосипеде за околицу городка, тут же, с ходу, приняла решение ехать не по петлявшей среди леса дороге, а рвануть напрямик, по пересекающим лесной массив тропам. Круто свернув с дороги на ближайшую тропинку, Улька помчалась по едва заметной среди деревьев дорожке.</p>
<p>
Может быть, ей и удалось бы установить свой личный рекорд скорости, если бы отчаянная девчонка учла, что лесная тропинка в тени высоких пушистых сосен просто еще не успела хорошо просохнуть после позавчерашнего ливня. У поросшего кустарником оврага мокрая земля под колесами велосипеда вдруг предательски заскользила в сторону, и Улька, успев лишь зажмуриться и коротко испуганно взвизгнуть, слетела с лесной тропы и на полной скорости кувырком покатилась вниз по крутому склону.</p>
<p>
Наверное, от удара о землю и просто от страха, она на некоторое время лишилась сознания.</p>
<p>
Очень долго вокруг нее была только темнота, вязкая и густая. Засасывающая, как бездонная болотная жижа. Потом сквозь плотную завесу тишины пробились первые звуки - шелест потревоженных ветром листьев где-то в вышине над головой, веселое щебетание птиц среди ветвей.</p>
<p>
Когда Улька, наконец, открыла глаза, уже начинало смеркаться. Солнце спряталось за плотный забор деревьев и из-под кустов и стволов потянулись сумеречные холодные тени. Голова болела и кружилась. Саднили ушибленные коленки и локти. Улька застонала и, осторожно перекатившись на левый бок, попыталась сесть. Правую ногу тут же пронзила резкая боль. Осмотревшись, она обнаружила на самом дне оврага искореженные останки того, что еще совсем недавно было ее стареньким велосипедом. Старичок не выдержал падения и теперь лежал в самой гуще зарослей, растеряв по всему склону превратившиеся в восьмерки колеса, разорванную цепь и серебристые лучики выбитых из ободьев спиц. Не острая боль в ноге и не содранная в кровь кожа на коленках доконали Ульку. Глядя на превратившегося в жалкую груду металла верного двухколесного друга, Улька поняла, что впервые в жизни проиграла. Глаза затуманили слезы и она, совсем еще по-детски, просто разревелась.</p>
<p>
...Нашли ее только к исходу третьих суток. Прасковья Дмитриевна за эти дни выплакала все глаза и едва не сошла с ума. Поднятая по тревоге острожская милиция и местные добровольцы дважды прочесали лес, но обнаружили в овраге только разбитый велосипед. Снова пошел проливной дождь, и привезенная из самого Саратова розыскная собака так толком и не смогла взять след, поплутала по кустам и снова вернулась к оврагу.</p>
<p>
Если бы Улька сидела на месте, ее, конечно, нашли бы быстрее. Но проиграв в споре с Витькой, она все же никак не могла признать своего поражения и просто ждать помощи. Иначе она просто перестала бы быть Улькой Сорокиной, сорви - головой по кличке Гюльчатай. Подобрав с земли толстую суковатую палку, чтобы не опираться при движении на отзывавшуюся пронзительной болью правую ногу, Улька решила дойти домой сама.</p>
<p>
Может быть, ей бы это и удалось сделать, но первая же ночь в лесу сыграла с ней злую шутку. Небо затянули низкие плотные тучи, скрыв и звезды, и Луну. Улька долго искала в темноте тропинку, по которой днем ехала на велосипеде, но так и не нашла ее среди колючих и плотных зарослей. Только утром, когда взошло солнце, она смогла определить примерное направление своего движения. Но к тому времени она уже слишком далеко забрала вправо и двинувшись на северо-запад, прямо, как ей казалось, к Острожску, на самом деле прошла - а точнее, прошкандыбала, опираясь на свой самодельный деревянный костыль, стороной мимо городка.</p>