– Мы тоже убиваем, Эдик, – стараясь казаться спокойным, хотя внутри все еще кипело, твердо ответил Сергей, не спуская глаз с сержанта, – На то и война… Но мы не насильники и не садисты, понял?!! Нам никто не давал права издеваться над людьми, а ты…
Сергей не успел договорить, так, как Кабанов, сделав стремительный выпад вперед, со всего размаха ударил его в нижнюю челюсть. Комната внезапно поплыла перед глазами и Никитин, не удержав равновесия, рухнул на сырой, земляной пол. В то же мгновение, чернявый сержант всей своей массой набросился на оглушенного товарища и, не давая ему прийти в себя, нанес серию тяжелых ударов. Но Никитина было уже не так просто одолеть – от рождения крепкого, выносливого парня, к тому же подогретого болью и ненавистью поражения… Ловко увернувшись от очередного «дембельского» удара, Сергей, в свою очередь, улучшив момент, сильно пнул озверевшего Кабана ниже пояса. Эдичка пронзительно вскрикнул и, схватившись за ушибленное место, отскочил в сторону. Тут он, видимо, вспомнил о болтающимся на поясе автомате – и коварная улыбка скользнула по его лицу… Но выстрелить сержант не успел. Пуля, метко пущенная Никитиным ( благо, падая, Сергей не выронил винтовку из рук) пробила Кабанову череп, оставив на переносице небольшую кровавую точку. Афганская девушка, до того с ужасом наблюдавшая жестокую сцену бойни двух советских военнослужащих, разразилась истерическим плачем, как только мертвое тело одного из солдат глухо упало к ее ногам. Стараясь не слышать истерику девушки, Никитин плотно зажал ладонями уши и бессильно опустился на колени возле тела убитого им «дембеля». Нет, он не хотел убивать Кабанова, все получилось как-то неосознанно, само собой. Может быть, именно в эти минуты, минуты смертельной опасности, у человека пробуждается природный инстинкт самосохранения и дальнейшие его действия уже не подчиняются командам головного мозга. Может быть…Может быть…Боже, какой же здесь в душах солдат и офицеров творится разлом. Как меняются и ломаются тут люди…Зачем? За что?? За что нам всем дан этот Афганский разлом???
Возле прибывшего транспортного вертолета МИ-8 , именуемого в будничном армейском лексиконе – «вертушкой», толпились запыленные бойцы, загружая в черное отверстие бронированного люка убитых и раненых товарищей, когда к ним подошел мрачный Сергей Никитин, на плечах которого безжизненно свесив громадные ручищи, лежал мертвый сержант Эдуард Кабанов. Но никто даже не обратил внимание на подошедшую страшную пару; никто не обмолвился словом, – лишь только жидкоусый лейтенант Шнайдер, измерив Сергея долгим, печальным взглядом, едва заметным кивком головы указал солдату отнести убитого бойца в вертолет. Ужасная штука – война…
* * *
Ужасная штука – война… Здесь стираются на нет грани между добром и злом, подлостью и человечностью, любовью и ненавистью… Смерть воспринимается, как нормально-естественное, даже обязательное явление, без которого ни один бой, ни одна операция обойтись просто не могут. И если, иногда, по радиосвязи не звучит взволнованный голос радиста: «Сосна, сосна, я береза…Есть 021, пришлите вертушку…», всем это кажется чудом, чем-то сверхъестественным, неправдоподобным, но в подсознании все же пульсирует пропитанная войной мысль: «Не может такого быть?! Должны же быть хоть раненные?!» Ужасная штука – война!
Глава 6
«Боже! Не премолчи, не
Безмолствуй, и не оставайся
В покое, Боже!»
( Псалтырь. Псалом 82 )
Вот уже несколько недель мотострелковый полк жил обычной будничной армейской жизнью. Почти ежедневные тактические занятия сменялись редкими боевыми выходами в кишлаки, а их, в свою очередь, сменяла нуднейшая все полковая политучеба. Личному составу порядком надоело однообразие бытия, но все-таки больше никто не поговаривал о военных действиях. У всех еще свежи были в памяти кровавые события прошлого месяца и новых жертв, понятно, не хотелось никому.
Никитин, оставшийся без своего «шефа» сейчас имел больше личного времени для собственных нужд и хотя другие «дембеля» иногда заставляли его что-то делать, но все-таки не так, как Эдичка, – ведь у них были свои «подшефные». О погибшем сержанте никто не вспоминал – словно и не было такого в роте, хотя Сергея все время не покидала мысль о том, что рано или поздно командир спросит его о Кабанове. Но шло время, командир молчал и Никитин понемногу начал успокаиваться. Все же тяжелый камень убийства непомерным грузом висел в его душе, больно сжимая сердце, и иногда, по ночам, глядя на пустую, небрежно застеленную кровать «дембеля», у него до колики сжималось сердце, а перед глазами всплывало мертвое лицо сержанта с маленьким кровавым отверстием на переносице.