«Сократ, заметив однажды, что его старший сын Лампрокл сердится на мать, спросил его: Скажи мне, сыпок, знаешь ли ты, что некоторых людей называют неблагодарными?
— Конечно, — отвечал молодой человек.
— Так заметил ли ты, за какие поступки людям дают это название?
— Да, — отвечал он: кто получил благодеяние и может отплатить за него благодарностью, но не платит, тех называют неблагодарными.
— Значит, по-твоему, неблагодарных причисляют к несправедливым?
— Да, — отвечал он.
— А задавал ли ты себе когда такой вопрос: как продажа друзей в рабство считается делом несправедливым, а врагов — справедливым, так ли и неблагодарность друзьям дело несправедливое, а врагам — справедливое?
— Конечно, задавал, — отвечал он, и мне кажется даже, кто получит благодеяние от друга ли, или от врага и не старается платить благодарностью, тот — человек несправедливый.
Если это так, то неблагодарность будет, так сказать, несправедливостью без всякой примеси?
Лампрокл согласился.
В таком случае, человек будет тем более несправедлив, чем больше благодеяния он получил и не платит за них благодарностью?
Лампрокл согласился и с этим»[11].
С великим сожалением обрываем здесь цитату, потому что следующая за этим прочувствованная речь Сократа о благодетельной родительской, и прежде всего материнской, любви — бесценная жемчужина ксенофонтовской прозы с ее речевым изяществом и душевной тонкостью, — обрываем, чтобы остановить внимание на методе рассуждения.
Вопрос о предмете обсуждения ставится в очень осторожной форме: некоторых людей называют неблагодарными, — никаких обобщений и никаких утверждений, прежде всего надо достичь согласия в самой частной и предположительный форме. Следующий вопрос обращен к наблюдательности молодого человека: а не заметил ли он, за какие поступки людей называют неблагодарными, — ответ мог бы быть дан опять в частном виде, по терпеливая снисходительность наставника вознаграждается самостоятельным досрочным обобщением ученика, правда, пока еще применительно к человеку неблагодарному, а не к неблагодарности самой по себе. Далее представление о неблагодарности подводится под более широкое представление о несправедливости и между ними устанавливается прямо пропорциональная зависимость: чем больше неблагодарность, тем больше несправедливость, — равно как между размером несправедливости и величиной полученного благодеяния.
Аристотелевская логика еще не написана, вообще еще нет писаной логики, но люди рассуждают логично, в меру изощренности ума используя все те приемы, которым предстоит получить ученые названия, и если им удается прийти к согласию, то виной не логическое мастерство Сократа и не наследственная сметливость его дитяти, а точно поставленные «наводящие» вопросы — принадлежность педагогического искусства. «Пайдейа», воспитание — общественная специальность ксенофонтовского Сократа (Апология, 20–21).
Наводящие вопросы наводят собеседника на мысль, что те или иные случаи неблагодарного поведения заключают в себе то общее, что, имея возможность ответить добром на добро, человек не делает этого. Такое наведение — по-латыни это называется «индукция» — в разговоре с желторотым юнцом предшествует рассуждению о полученном с его помощью представлении.
Но вот собеседник Сократа — искушенный в словопрениях Гиппий. Речь идет о справедливости, Сократ считает, что свое представление о справедливости он непрестанно демонстрирует соотечественникам своими делами, а не словами, но, угождая гостю, принимает его манеру разговора и выставляет тезис: что законно, то и справедливо[12]. А что ты называешь законным? — спрашивает Гиппий. Сократ задает встречный вопрос: а, что ты считаешь законом? — «То, что граждане по общему соглашению написали, установив, что должно делать и от чего надо воздерживаться» — такое определение дает Гиппий. Подобное определение приводит Ксенофонт несколько раньше от лица Перикла[13]. Не столь многословно, но по существу так же определяет закон и безымянный собеседник Сократа в диалоге платоновского корпуса «Минос».