Библиотека в Академии размещалась в зале с широкими окнами, к которому вел короткий коридор по правую руку от главного входа. В эту минуту дверь была отворена, и это было странно, потому что все занятия отменили, а у учеников не было привычки посвящать выходные дни изучению текстов. Но, возможно, один из менторов…
Он уверенно подошел и заглянул через порог.
Остатки света с закатного пиршества проникали сквозь окна без ставен. Первые столы пустовали, вторые тоже, а в глубине… В глубине он увидел стол, заваленный папирусами, но стул был пуст. И полки, где ревностно хранились философские тексты (среди них не одна копия платоновских «Диалогов»), а также поэтические и драматические произведения, казались нетронутыми. «Минутку, полки в левом углу…»
В этом углу спиной к нему стоял мужчина. Нагнувшись, он что-то искал на нижней полке, поэтому Диагор не сразу заметил его. Мужчина резко встал, держа в руках папирус, и Диагору не пришлось заглядывать ему в лицо, чтобы узнать его.
– Гераклес!
Разгадыватель обернулся с непривычной быстротой, как подстегнутый кнутом конь.
– А, это ты, Диагор!.. Когда ты пригласил меня в Академию, я познакомился с парой рабов, и сегодня они впустили меня в библиотеку. Не сердись на них… и на меня, конечно, тоже…
Философ вдруг подумал, что он болен, такой крайней бледностью кровило его лицо.
– Но что?…
– Ради священной Зевсовой эгиды, – дрожа, прервал его Гераклес, – перед нами могущественное и непонятное зло, Диагор; зло, которое кажется бездонным, как бездны Понта, и которое наливается темнотой по мере того, как мы погружаемся в него. Нас обманули!
Он говорил очень быстро, не переставая двигаться, как, по словам очевидцев, разговаривают со своими конями возничий во время бегов: он разворачивал и снова сворачивал папирусы, складывал их на полку… И его толстые руки и голос тряслись. Он гневно продолжил:
– Нас с тобой использовали, Диагор, и тебя, и меня, чтобы разыграть ужасный фарс. Ленейскую комедию, но с трагическим финалом!
– О чем ты?
– О Менехме, и о смерти Трамаха, и о Ликабеттских волках… Вот о чем я!
– Что ты хочешь сказать? Разве Менехм невиновен?
– О нет, нет: он виновен, виновнее пагубного желания! Но… но…
Он умолк, поднося ко рту кулак, и добавил:
– В свое время я все объясню тебе, Диагор. Сегодня ночью я должен пойти в одно место… Мне бы хотелось взять тебя с собой, но предупреждаю: то, что мы там увидим, будет не очень-то приятным!
– Я пойду, – откликнулся Диагор, – даже если нужно переплыть Стикс, если ты думаешь, что благодаря этому мы раскроем, откуда идет обман, о котором ты говоришь. Скажи лишь одно: речь идет о Менехме, правда?… Он улыбался, признавая свою вину… а это, несомненно, значит, что он собирается бежать!
– Нет, – ответил Гераклес. – Менехм улыбался, признавая свою вину, потому что не собирается бежать.
И, увидев удивленное выражение лица Диагора, он пояснил:
– Поэтому-то нас и обманули![96]
10[97]
– Хочешь снять с меня маску?
– Нет, ибо я не вышел бы отсюда живым.[98]
Они находились у темной, выдолбленной в камне дыры. Слегка искривленный фриз и пол порога вместе напоминали гигантские женские губы. Однако анонимный скульптор выгравировал на фризе мужеподобные мраморные усы, украшенные силуэтами обнаженных воинственных мужчин. Это был небольшой храм, посвященный Афродите, на северном склоне холма Пникс, но, когда вы попадали в середину, вас не покидало ощущение, что вы спускаетесь в глубокую пропасть, в пещеру в царстве Гефеста.
– В определенные ночи каждой луны, – по дороге пояснил Гераклес Диагору, – скрытые внутри храма двери открывают вход в спутанные галереи, пронизывающие этот склон холма. У входа становится стражник; на нем маска и темный плащ, это может быть мужчина или женщина. Но важно правильно ответить на его вопрос, ибо иначе он нас не впустит. К счастью, мне известен сегодняшний пароль…
Лестница была широка. Спуск также облегчал свет равномерно расставленных факелов. На каждой ступени в нос удapял сильный запах дыма и благовоний. Доносились разряженные в эхо медоточивые вопросы гобоя и мужественные ответы цимбал вместе с голосом рапсода неразличимого пола. За поворотом в конце лестницы была небольшая комната, на вид имевшая два выхода: узкий сумрачный туннель слева и прикрепленные к каменной стене занавеси справа. Из-за духоты было тяжело дышать. Рядом с занавесями – человек. Его маска – гримаса ужаса. Одет он в короткий, почти непристойный хитон, но большая часть его наготы терялась в темноте, так что нельзя было понять, худощавый ли это юноша или плоскогрудая девушка. Увидев вновь прибывших, он обернулся, взял что-то с полки у стены и протянул им, сказав двусмысленным юным голосом:
96
Он пришел уже в новой маске (на этот раз – с улыбающимся мужским лицом). Я встал из-за стола.
97
«Пронзительно пахнет женщиной. А на ощупь… о, гладкая упругость! Нечто подобное мягкой девичьей груди и сильному бицепсу атлета». Такое абсурдное описание дает Монтал фактуре папируса десятой главы.
98
Этот пароль (мы сейчас узнаем, что это пароль) со странной точностью воспроизводит реплики из разговора, который произошел между мной и моим похитителем несколько часов назад. Еще одна «эйдетическая приманка»?