– Потрясающий план, – съязвил Разгадыватель. – Но скажи-ка мне, Диагор, как тебе это удалось? То есть ты что, сам вложил ему в руку кинжал?
Покраснев, философ снова принял меланхоличный и возвышенный вид.
– Нет, Зевса ради, мне бы и в голову не пришло дотронуться до трупа!.. Когда раб привел меня к тому месту, там были служители астинома и сам астином. Я рассказал им подготовленную по дороге версию и назвал имена моих старых учеников, которые, я знал, при случае подтвердили бы все, что я сказал… Именно тогда, заметив кинжал в его руке и почувствовав сильный запах вина, я понял, что моя версия весьма похвальна… На самом деле, Гераклес, разве не могло все произойти именно так? Астином, осмотревший тело, сказал мне, что все раны можно было нанести правой рукой… На спине порезов не было, к примеру… Правда, кажется, он сам…
Диагор умолк, уловив в холодном взгляде Разгадывателя отблеск раздражения.
– Будь добр, Диагор, не оскорбляй моего разума, приводя здесь мнение астинома, презренного уборщика мусора… Я – Разгадыватель загадок.
– А отчего ты думаешь, что Эвния убили? От него несло вином, он оделся женщиной, держал кинжал в правой руке и мог сам нанести себе все раны… Я знаю несколько страшных случаев, когда неразбавленное вино ужасно влияло на юный дух. Сегодня утром мне припомнился случай одного эфеба из моего дема, который впервые напился во время Ленейских праздников и бился головой о стенку, пока не умер… Вот… я и подумал…
– Ты, как всегда, начал выдумывать, – довольно прервал его Гераклес, – а я просто осмотрел тело: вот в чем большая разница между философом и Разгадывателем.
– И что ты нашел на теле?
– Одежды. Надетый на нем изрезанный пеплум…
– Ну и что?
– Дыры не совпадали с порезами внизу. Даже ребенок бы догадался… Ну, может, ребенок и нет, но я – да. Мне хватило простого осмотра, чтобы убедиться, что под прямым разрывом на ткани находилась круглая рана и что глубокому проколу на пеплуме соответствовала прямая поверхностная царапина… Совершенно очевидно, что кто-то одел его в женскую одежду после того, как были нанесены все раны… разумеется, вначале изорвав ее и испачкав кровью.
– Невероятно, – искренне восхитился Диагор.
– Просто нужно уметь смотреть, – равнодушно ответил Разгадыватель. – Но это еще не все, наш убийца сделал еще одну ошибку: вокруг тела не было крови. Если бы Эвний сам нанес себе все эти зверские раны, лежащие вокруг обломки и мусор были бы по меньшей мере забрызганы кровью. Но на обломках крови не было: мусор был чистый, прости за выражение. А это значит, что удары Эвний получил не там, его ранили в другом месте и потом перетащили в это разрушенное место во Внутреннем Керамике…
– О Зевес…
– И, возможно, эта последняя ошибка оказалась решающей. – Гераклес прищурил глаза и в раздумье огладил свою аккуратную серебристую бородку. Затем он сказал: – В любом случае я еще не понял, зачем Эвния переодели женщиной и положили ему в руку это…
Он достал предмет из-под плаща. Оба молча смотрели на него.
– Почему ты думаешь, что это ему положил кто-то другой? – спросил Диагор. – Может быть, Эвний взял это до того, как…
Гераклес нетерпеливо покачал головой.
– Тело Эвния закоченело, и кровь из него уже не текла, – пояснил он. – Если бы это было у него в руке в момент смерти, пальцы бы сжались так, что я не смог бы так легко его вытащить. Нет, кто-то переодел его девицей и засунул это в кулак…
– Но, святые боги, зачем?
– Не знаю. И это беспокоит меня. Эту часть текста я еще не перевел, Диагор… Хотя со всей скромностью могу сказать тебе, что переводчик я неплохой. – И вдруг Гераклес развернулся и начал спускаться по ступеням стой. – Но полно, все уже сказано! Не будем терять времени! Нам предстоит выполнить еще один подвиг Геракла!
– Куда мы?
Диагору пришлось ускорить шаг, чтобы догнать Гераклеса, воскликнувшего:
– Знакомиться с очень опасным человеком, который может нам помочь!.. Идем в мастерскую Менехма!
И удаляясь, он снова спрятал в плащ увядшую белую лилию.[51]
В темноте какой-то голос спросил:
– Кто тут?[52]
В темноте какой-то голос спросил:
– Кто тут?
Было сумрачно и пыльно; пол засыпан обломками и, пожалуй, даже мусором; под ноги то и дело попадалось что-то твердое и гремящее, как камни, и что-то мягкое и ломкое, как отбросы. Тьма стояла сплошная: непонятно было, ни где ступаешь, ни куда идешь. Помещение могло быть огромным или крохотным; возможно, кроме входного портика, был еще другой выход, а может быть, и нет.