Они находились у темной, выдолбленной в камне дыры. Слегка искривленный фриз и пол порога вместе напоминали гигантские женские губы. Однако анонимный скульптор выгравировал на фризе мужеподобные мраморные усы, украшенные силуэтами обнаженных воинственных мужчин. Это был небольшой храм, посвященный Афродите, на северном склоне холма Пникс, но, когда вы попадали в середину, вас не покидало ощущение, что вы спускаетесь в глубокую пропасть, в пещеру в царстве Гефеста.
– В определенные ночи каждой луны, – по дороге пояснил Гераклес Диагору, – скрытые внутри храма двери открывают вход в спутанные галереи, пронизывающие этот склон холма. У входа становится стражник; на нем маска и темный плащ, это может быть мужчина или женщина. Но важно правильно ответить на его вопрос, ибо иначе он нас не впустит. К счастью, мне известен сегодняшний пароль…
Лестница была широка. Спуск также облегчал свет равномерно расставленных факелов. На каждой ступени в нос удapял сильный запах дыма и благовоний. Доносились разряженные в эхо медоточивые вопросы гобоя и мужественные ответы цимбал вместе с голосом рапсода неразличимого пола. За поворотом в конце лестницы была небольшая комната, на вид имевшая два выхода: узкий сумрачный туннель слева и прикрепленные к каменной стене занавеси справа. Из-за духоты было тяжело дышать. Рядом с занавесями – человек. Его маска – гримаса ужаса. Одет он в короткий, почти непристойный хитон, но большая часть его наготы терялась в темноте, так что нельзя было понять, худощавый ли это юноша или плоскогрудая девушка. Увидев вновь прибывших, он обернулся, взял что-то с полки у стены и протянул им, сказав двусмысленным юным голосом:
– Ваши маски. Святой Дионис Бромий. Святой Дионис Бромий.
Диагору не пришлось долго разглядывать ту, что досталась ему. Она была похожа на маску хоревтов в трагедиях: она выражала радость или безумие, а снизу была ручка, сделанная из той же глины, что и все остальное. Он не разобрал, мужское или женское то было лицо. Весила она довольно много. Он взял маску за ручку, поднял ее и оглядел вес вокруг сквозь загадочные отверстия для глаз. Когда он выдохнул, пар заволок ему глаза.
Существо (то самое, которое вручило им маски и род которого, на взгляд Диагора, нерешительно колебался в волнующем хороводе обоих полов при каждом жесте и каждом слове) отодвинуло занавеси и пропустило их внутрь.
– Осторожно. Здесь ступени, – сказал Гераклес.
Пещера была настолько закрытой, что наводила на мысль о первом материнском покое зачинающейся жизни. Стены менструировали красными жемчужинами, а нос забивал пронзительный запах дыма и благовоний. В глубине возвышалась не очень большая деревянная сцена, на которой стояли рапсод и музыканты. Публика толпилась на жалком клочке: неопределенные, раскачивающие головами тени, касавшиеся плеча соседа свободной от маски рукой. В центре выделялся треножник с позолоченным котелком. Гераклес с Диагором встали в последнем ряду и принялись ждать. Философ предположил, что в тряпье факелов и в угли свисавших с потолка курильниц добавлены красящие травы, потому что из них исходили невиданные языки оттенка огненно-красного румянца.
– Что это? – спросил он. – Еще один тайный театр?
– Нет. Это обряды, – ответил Гераклес сквозь маску. – Но не Священные мистерии, а другие. В Афинах их полно.
Внезапно в пространстве между глазными отверстиями маски Диагора показалась рука: она предлагала ему маленький кратер, наполненный темной жидкостью. Он повернул маску, пока не увидел перед собой другую. Красный воздух не позволял описать ее цвет, но вид ее с длиннейшим носом старой ведьмы был ужасен; по краям ее изливались чудесные образчики волос. Мужчина ли, женщина ли, фигура была одета в легчайшую тунику, подобную тем, что используют куртизанки на распутных вечеринках, желая возбудить гостей, но опять же – пол ее был невероятно умело скрыт.
Диагор почувствовал, что Гераклес толкнул его локоть.
– Прими то, что предлагают.
Диагор взял кратер, и фигура испарилась через входную дверь, на минуту молниеносно обнажив перед этим свою истинную природу, ибо туника была раскрыта по бокам. Но кровоточащий свет не позволил полностью рассеять сомнения: что это висело? Высокий живот? Низкая грудь? Разгадыватель взял другой кратер.
– Когда настанет момент, – пояснил он, – притворись, что пьешь, но даже не вздумай этого делать.
Музыка резко прекратилась, и публика начала делиться на две группы, располагаясь вдоль боковых стен и освобождая центральный проход. Слышалось покашливание, хриплый смех и тихие обрывки слов. На сцене остался лишь покрасневший абрис рапсода, ибо музыканты ушли. В то же время, словно воскрешенный чернокнижником мертвец, поднялся зловонный пар, и Диагору пришлось силой подавить внезапное желание сбежать из этого подвала и вдохнуть снаружи свежего воздуха: он смутно догадался, что зловоние тянулось из котелка, от разномастного его содержимого. Было ясно, что, когда люди расступились, гниль начала беспрепятственно распространять свой аромат.