С солоновских времен она совсем не изменилась, словно сменявшие друг друга властители боялись к ней подступиться и хоть как-то подновить. В прихожей привратники обычно резались в кости с ночной стражей и призывали богов, когда получался хороший бросок: «Собака, Эвмольп! Клянусь Зевсом, тебе платить!»[120] За прихожей короткая лестница вела в плотный сумрак камер, где пленники изнывали, высчитывая время, оставшееся им до наступления окончательных сумерек. Хотя в этих комнатушках, как можно себе представить, не было самых элементарных удобств, в некоторых случаях делались значительные исключения: к примеру, в случае Сократа, который сидел в предпоследней камере справа, – некоторые стражники утверждают, что у него была койка, лампа, маленький стол и несколько стульев, которые всегда были заняты его многочисленными посетителями. «Но это потому, – объясняют стражники, – что до исполнения приговора он пробыл здесь много времени, так как конец суда совпал со священными днями, когда судно с паломниками отправляется в Делос и казни запрещены, вы же знаете… Но он на задержку не жаловался, что вы… Ну и терпение было у бедняги!..» Как бы там ни было, так случалось нечасто. И, конечно же, никаких исключений из правил не было сделано для единственного узника, который сейчас ожидал зловещей минуты: в это утро его должны были казнить.
На страже в тот день стоял молодой раб-мелиец по имени Анфий. Мужчина не в первый раз уже подумал, что Анфий мог бы быть видным парнем, ибо тело его было стройным, а манеры гораздо более воспитанными, чем у других рабов, но какой-то шаловливый бог или, быть может, богиня, дернув при рождении за поводок его левого глаза, превратил его лицо, где из-за необычного лишая борода росла пучками, в волнующую загадку. Каким глазом Анфий на самом деле смотрел? Правым? Левым? Мужчину раздражал этот вопрос каждый раз, как он его видел.
Они поздоровались. Мужчина спросил: «Как он?» Анфий ответил: «Не жалуется; кажется, общается с богами – я иногда слышу, как он говорит сам с собой». Мужчина – это был служитель Одиннадцати по имени Триптем – заявил: «Я войду к нему». Анфий сказал: «Что ты там несешь, Триптем?» Мужчина показал ему небольшой залитый сургучом кратер. «Когда мы его посадили, он просил, чтобы мы достали ему немного вина с Лесбоса». «Постой, Триптем, – возразил Анфий, – ты же знаешь, что запрещено приносить заключенным передачи». Вздохнув, мужчина ответил: «Да ну, Анфий, займись своей работой и дай мне выполнить мою. Чего ты боишься? Что он напьется в день смерти?» Они засмеялись. Мужчина продолжал: «А если напьется, тем лучше. Кувырком покатится в пропасть, а будет думать, что возвращается с симпосиума в гостях у кого-то из друзей и споткнулся, идя по улице… О ясноокая Афина, что за улицы в нашем Городе!» Они рассмеялись еще громче. Анфий покраснел, как бы стыдясь своей подозрительности. «Проходи, Триптем, и отдай ему вино, но не говори моим хозяевам». – «Не скажу».
«Теперь я уверен, он смотрит правым глазом», – подумал он, беря один из факелов и начиная спуск в темноту камер.[121]
Мы сходим с неба вместе с воинственно звучащими молниями и на крыльях порывов ветра отлетаем от геометрии храмов в направлении к модному кварталу Скамбониды. Под нашими ногами виднеется из конца в конец пересекающая предместье ломаная серая линия: это главная улица. Да, пятно, быстро и осторожно движущееся сейчас по ней к одному из частных садов, – это человек, таким крохотным он кажется с высоты. Судя по плащу – раб. Судя по движениям – юноша. Другой человек ждет его под деревьями. Несмотря на крышу из ветвей, его плащ лоснится, словно промок насквозь. Дождь становится сильнее. Наш взгляд пристальнее. Мы падаем на лицо ожидающего человека: большое, жирное, с серебристой аккуратной бородкой и серыми глазами, где зрачки кажутся эбонитовыми фибулами. Его нетерпение очевидно: он поглядывает то в одну, то в другую сторону; наконец замечает раба, и лицо его становится еще беспокойнее. О чем он сейчас думает?… Да, в его голову нам не спуститься!.. Мы падаем в его спутанные седые волосы, и тут для нас, бедных капель воды, все кончается.[122]
– Хозяин! Хозяин! – закричал молодой раб. – Я ходил к Диагору, как ты приказал, но никого не нашел!
– Ты уверен?
– Уверен, хозяин! Я несколько раз стучал к нему в дверь!
– Хорошо, тогда я скажу тебе, что теперь делать: иди в мой дом и жди меня до полудня. Если к тому времени я не вернусь, сообщи служителям Одиннадцати. Скажи им, что сегодня ночью моя рабыня пыталась меня убить и что мне пришлось защищаться: если они узнают, что есть убитые, будут действовать быстрее. Еще отдай им этот папирус и проси, чтоб их иерархи прочли его, клянись честью своего господина, что спокойствию Города угрожает значительная опасность; я думаю, это не совсем так, но если тебе удастся напугать их, они точно выполнят все, что ты скажешь. Понял? Испуганный раб кивнул.