— Ты действовала вместе с Филином, — почти утвердительно, без упрека произнес Аристотель.
— Да, не буду отрицать, — вздохнула она. — Но все придумала я, а он просто делал то, что я говорила, потому что любит меня. Я поклялась, что, когда Ортобул умрет, мы будем вместе, и ему никогда не придется делить меня с другим.
— Я думал, у Филина много возлюбленных, — перебил я. — Говорят, он был влюблен в прекрасную Фрину. И он вроде бы содержал настоящую Ликену — по крайней мере, она была его любовницей, разве нет?
Марилла рассмеялась:
— Да, это правда. Думаю, вы знаете, Филин всегда хотел, чтобы его считали любимцем женщин. Стать любовником Фрины мечтает каждый, это почетно для мужчины. Она ведь не отдастся, кому попало, просто за деньги. Да и Ликена была очень красива. Но эта комедия не продержалась на сцене и одного сезона. Фрина его бросила, Ликена заявила, что уезжает в Византию. Филин нуждался в новой женщине, и его выбор пал на меня.
— Получается, ты была орудием Филина. Тогда ты можешь рассчитывать на снисхождение закона, как рабыня, игрушка в руках хозяина…
— Я никогда не была игрушкой мужчины, — гордо ответила Марилла. — Равно как и орудием. Филин желал меня. Но я назначила высокую цену, очень высокую, — горько прибавила она. — Убийство Ортобула. А сейчас — увы! — я предаю своего бедного Филина. Впрочем, убийство задумала я. И хотели мы только одной смерти — смерти Ортобула.
Не верилось, что эти прекрасные уста могут произносить столь ужасные слова. Марилла, утомленная длинной речью, смолкла, мечтательно глядя на грязную стену.
XXIV Эрос
Повисло долгое молчание. Никто из нас не торопился его прерывать.
Итак, это правда. Марилла призналась. Ортобула убила она.
— Раз ты созналась в преступлении, — совсем другим тоном произнес Аристотель, — кто-то из нас должен записать твои слова. Я не гражданин, так что давай ты, Стефан. Есть здесь чем писать?
Марилла кивнула:
— В корзине, на маленьком комоде. Ликена писала записки. Я тоже.
Я обнаружил стопку табличек, вполне годных к употреблению, и принес их.
— Записывай все, что говорит Марилла, только отступления пропускай, — велел Аристотель. — Пиши: «Это была моя идея. Мы хотели только одной единственной смерти — смерти Ортобула».
— Совершенно верно, — подтвердила Марилла. — Убийство Эргокла не входило в наши планы. Но, в конце концов, он стал просто невыносим.
— Я знаю, как был убит Эргокл, я нашел его тело в канаве, — сказал я, поднимая глаза от таблички. — Полагаю, сначала ты дала Эргоклу питье, которое не убило, а лишь одурманило его. Вот почему барашек, которому достались остатки, спал-спал, но все-таки снова встал на ноги. А потом твой Филин свернул коротышке шею.
— Я ни слова не скажу про Филина, — заявила Марилла. — Самого убийства я не видела. Надо было получше спрятать тело, а в канаве оно не могло не привлечь внимания!
— Но ты собиралась убить Ортобула? Прежде всего, ты заманила его сюда, верно?
— Да. Здесь, разумеется, было гораздо чище и уютней. Ликена к тому времени уже уехала. Был у нее один прислужник — юноша-вольноотпущенник, которому она поручила приглядывать за домом, но он занемог и отправился домой к матери. Несчастный болван! Что же касается соседей, те Ликену совсем не знали. Просто видели, что какая-то женщина входит и выходит из дома. Надевая черный парик, я превращалась в «Ликену» и жила чужой жизнью. А иногда просто приходила, якобы по поручению Ликены, забирать письма и всякое такое.
— Итак, ты заставила Ортобула прийти сюда.
Она снова рассмеялась, но на этот раз не звонким, а низким, горловым смехом:
— Это было нетрудно. Я, Марилла, рассказала Ортобулу, что есть, мол, одна роскошная гетера, которая спит с Филином, но сохнет по нему. И эта несчастная чернокудрая красотка не может придумать, как бы с ним познакомиться. Я сказала, что моя любовь так сильна, что я не стану ревновать и доставлю им с женщиной это удовольствие. Я умоляла его прийти ради нее. Всего один раз. Он пришел, и оказалось, что, кроме меня, в домике никого нет. Я надулась и заявила, что ради любви со мной он никогда бы не вышел из дома. Мы занялись любовью — прямо среди бела дня, — а потом Ортобула ждала небольшая трапеза.
— Отравленная?
Она кивнула:
— Это был чудесный полдник, хоть и отравленный. Я подсыпала в еду снотворное, дабы облегчить Ортобулу страдания. Но конейон, смешанный с маком, да еще после обильной трапезы — это оказалось чересчур. Потому-то его и начало рвать. Мое снадобье нужно принимать на пустой желудок, предварительно опорожнив мочевой пузырь и кишечник. Впрочем, последнее он, к счастью, сделал, прежде чем в последний раз сесть за стол.